Крыша обваливается, сверкающая струя искр взлетает к яркому небосводу. Душа дома отошла, вознеслась в небо.
— Господи! — вздыхают женщины и мгновенье еще стоят цепочкой, будто произносят в мыслях отходную молитву дому, где их учили читать. У пастушат невольно навертываются слезы на глазах, только Элиас изо всех сил пытается улыбаться. Что сказала бы Саали, если б увидела у него, большого парня, слезы на лице?
Трубы остаются торчать в полный рост.
Леэни хватает бабушку за юбку и удивленно смотрит на трубы. Ей непонятно, почему трубы стоят торчком, если все остальное с треском и шумом горит. Это так странно! Сами трубы тоже странные, черные и злые, будто сердятся на то, что они не обвалились.
— Бабушка, а почему трубы не падают? — спрашивает она.
— Они же каменные.
— Ну и что, если каменные… Они совсем некрасивые, бабушка.
Кристина гладит девочку по головке. Леэни зевает, всю ночь не спала, только теперь, на рассвете, клонит Ко сну.
— Бабушка, я хочу есть, — шепчет Леэни немного погодя. — Хочу ватрушку.
— Где я тебе сейчас, на пожаре, возьму ватрушку?
И все же ватрушку для Леэни находят. На приступке амбара, куда сложена спасенная еда, оказались и ватрушки.
Ватрушка, правда, закопченная, пахнущая горелым, отнята у пожара, но Леэни и она очень по вкусу. Увидев, что девочка ест, другие тоже чувствуют голод. Кристина наделяет их ватрушками, не забывая и чужих детей, чьи животы тоже подвело, пока они тушили огонь.
Кристину между тем одолело оцепенение. Вздыхая, смотрит она на оставшееся добро. Хорошо, хоть погода Сухая. Ей вспоминается один пожар, когда она еще девочкой пасла стадо. Молния зажгла одновременно дом и амбар их соседа, дождь лил как из ведра. Хутор горел с двух сторон как свечка при вспышках грозы. С огнем справиться не удалось. Все сгорело дотла, даже соха, что была на картофельной борозде. Не в силах человек потушить огонь, если его разжег сам отец небесный. Несчастные люди, каким жалким был их удел, негде им было даже укрыться от дождя. Наверняка то было наказанием божьим.
Приходит Поммер, усталый и тихий. Прежде всего надо бы отдохнуть, но где разместить детей? Приходят на ум два места — чердак амбара и баня. И то и это — тесное и узкое помещение, но все же поначалу там уместятся все. На чердаке уже свежее сено, его уложили туда дня два-три назад. С предбанником дело хуже, там надо что-то постелить.
Поммер запрягает лошадь. Саали, Элиас и Лео садятся на телегу, они привезут сено. Элиас, правда, в душе надеялся, что они останутся вдвоем, он бы подавал, а девушка навивала бы воз, а если бы она сказала, что не умеет, Элиас с радостью учил бы ее, подсказывал снизу, с земли. А теперь мирись с присутствием Лео, ничего не поделаешь.
Роса сверкает, солнце встает им навстречу, пунцовое, вечно дружелюбное. Кроме Элиаса, никто из них не видел летом восхода солнца, и они с безмолвной радостью смотрят на светило. Восход солнца всегда большая новость, сердце невольно заполняют бодрость и веселье, хотя сегодня вовсе не такое уж приятное утро. Элиас покачивается рядом с Саали, поглядывая боязливо-радостным взглядом, и, быть может, девушка останется в его памяти на всю жизнь, лицо ее, озаренное восходом.
Дело оборачивается так, что навивать воз на телегу будет сам Элиас. Лео — подавать ему, а Саали — стоять без дела рядом, лицом к солнцу, сощурив глаза. Элиас старается навить самый красивый в своей жизни воз, но велико же его разочарование, когда Лео говорит, что хватит и одной копны, много ли сена уместится в бане. Элиас спрыгивает с телеги и, попрощавшись, уходит по росистому лугу на хутор Парксеппа, — не должны же из-за пожара в Яагусилла страдать коровы Ааду, хотя хозяин пострадал сам и остался без пары крепких башмаков.
В предбаннике Кристина сама помогает сделать постель, с каким-то подсознательным страхом глядя на печь в бане. Но хоть сегодня этот страх неоправдан — очаг давным-давно погас, головешки потухли и покрылись слоем пепла.
Детей посылают спать — мальчишек на чердак, девочек в баню. И глубокий сон тотчас овладевает и теми и другими.
На пожарище в Яагусилла дымятся головешки. Двор выглядит просторным и пустым; на перекрестке дорог нет больше самой значительной постройки.
Наступает прекрасное утро яанова дня. Люди идут домой есть сыр, мазать на булки масло и запивать их молоком, охлажденным в колодце. Но на душе тоскливо, сгорел их очаг просвещения, это предвещает новые расходы: разве Поммер оставит все так, он непременно начнет строить новый школьный дом. Дом-то был трухлявый, это верно, но парты были все же совсем новые… И эти дорогие учебные пособия, географические карты и все. Откуда взять нашей маленькой бедной волости все эти чиндалы?
Читать дальше