Поэтический дар у Овидия проявился в раннем детстве. Совершенно неосознанно он рифмовал всё, о чем говорил. Отец, заметивший эту способность сына, посоветовал ему говорить прозой, так как считал, что поэт не в состоянии скопить богатство. Ведь даже великий Гомер слыл бедняком.
Позже в одной из своих элегий Овидий признался:
Стих отбросив, писать прозой хотел, как и все.
Но против воли моей слагалась речь моя в стопы.
Всё, что пытался писать, в стих превращалось тотчас.
Приближалось время окончания учебы. Тогда же Овидий влюбляется в юную патрицианку и всё его существо переполняют нежные лирические стихи. Но пока это его заветная тайна, в которую он посвящает только самого своего близкого друга Максима Аврелия Котта, да шепотом читает на ушко возлюбленной. Максим Котт, из богатой семьи, прекрасно образованный, отлично знающий литературу, был поражен поэтическим талантом своего молодого друга. «Я только начал пробовать брить бороду, мне не было еще и 18 лет, когда однажды на вечере у Максима Котта он просил меня прочитать стихи. Из этого дома я вышел знаменитым поэтом» — вспоминает Овидий.
Очень скоро, словно из прорвавшейся плотины, мощным потоком стихи хлынули в окружающую Овидия молодежь. Его слава росла стремительно. Мраморные залы палаццо, итальянские патио не могли вместить всех желающих услышать нового поэта. Его голову украшали лавровыми венками, на руках носили по улицам, громко скандируя заученные строки.
Чем же объяснялся взрыв громадного интереса к Овидию Назону? Конечно, тем, что в его стихах не было ни чопорности, ни менторства, они западали в юные души, будто сами рождались там — легкие, сокровенные, певучие. Свитки с его элегиями преподносились, как дорогие подарки, их стремились заполучить во всех, даже самых отдаленных провинциях. Молодежи особенно был близок протест поэта против ханжества в любви, призыв к свободе чувств, к открытой радости жизни.
Реформатор
С давних времен в греческом и римском стихосложении определяющим метрическим размером был гекзаметр. Читающий или говорящий такую строку — четкую, твердую — будто высекал ее из мрамора. Лирическим стихотворениям Овидия требовался другой размер, более гибкий, менее тяжелый. Как поэт он чувствовал, что гекзаметром могут говорить боги, он же хотел рассказать о душевных переживаниях людей, созданиях земных и потому более тонких в восприятии всего живого, более трепетных по отношению друг к другу. Поэтому Овидий чистый гекзаметр заменяет на дистих — двустрочие. Характерная черта такой формы в том, что в середине второй строки возникает небольшая пауза, придающая звучанию изящную легкость. Фридрих Шиллер считал этот размер изысканно музыкальным и сравнивал его с прибоем, как бы разбивающимся о скалы. Широкое распространение элегическое двустишие получило в XVIII веке. Пушкин особо отмечал эту форму, мы знаем примеры таких двустиший в его поэзии.
Чтя память гениального Гомера, Назон во время путешествия по Греции, считавшейся тогда главным культурным центром южного огромного края, посещает развалины легендарной Трои. Мысль о Гомере, о его огромном труде, оставшемся в вечности вершиной поэтического дара, не дает Овидию покоя. Каков его собственный, Овидия, талант? Способен ли он создать значительное произведение, проникнутое общим сюжетом, единой идеей? О чем расскажет он своему современнику и далекому потомку? Долгая дорога домой помогает ему найти решение.
«Наука любви»
Так Овидий назвал свою поэму. Но, прежде чем объяснить, почему поэт решил посвятить свой талант этой науке, надо хотя бы вкратце рассказать об укладе семейной жизни, обычаях и нравах времени правления императора Августа.
Полновластными хозяевами в доме были отец и муж. Отец имел право по своему выбору выдать 12—14-летнюю дочь замуж. Для юношей ранние браки считались весьма нежелательными. Они должны были хорошо нагуляться, «перебеситься» в любовных утехах, прежде чем создавать семью.
Овидий вопреки воле отца женился очень рано, не совладав со своим пылким чувством к милой, но весьма заурядной небогатой девушке. Страсть юного поэта быстро улетучилась, и молодые разбежались. Благо, что по тем гражданским законам разводы были делом нехлопотным. Однако через два года влюбчивый Овидий наступает на те же грабли. Но и этот брак оказался недолгим, молодая жена сбежала к состоятельному поклоннику. В третий раз Овидий, которому уже за тридцать, выбирает себе в жены достойную, богатую, из знатного рода и не столь юную женщину. Их союз оказался счастливым. Поэт имеет уже и свое состояние: у него красивая вилла, большой сад. Он увлекается разведением экзотических цветов и деревьев. Уступив просьбам отца, Овидий поступает на государственную службу, чтобы начать путь в высшее сословие — в сенаторы. Но канцелярская работа оказалась для него сущей пыткой, и он молит отца разрешить ему заняться только своим любимым делом — поэзией. Старший Назон был человеком добрым и мягким. Он любил младшего сына, да и о славе его на поприще стихотворца-трибуна уже был наслышан, так что от заветной мечты отступился.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу