Алла Зубова - Под знаком Стрельца

Клавдия Михайловна Диденко родилась и росла в многодетной бедной крестьянской семье. Два-три года походила в церковно-приходскую школу, потом её отдали в няньки. Однажды 15-летняя Клава попала в Харьков на ярмарку. То, что она увидела там, поразило её. Особенно театр. Дома, собрав своё барахлишко, объявила родным, что уходит в город. Там она сразу направилась в театр и упросила взять её на разные работы, только дать ей какую-нибудь каморку и три гривны на пропитание. Сильная, хваткая, языкастая, синеглазая красавица быстро освоилась со служащими, познакомилась с артистами. Наведя порядок во всех закоулках, чётко выполнив десятки поручений, она пристраивалась либо за кулисами, либо в зале и глаз не сводила со сцены. Она запомнила все женские роли и могла даже в крайнем пожарном случае в каком-нибудь эпизоде заменить заболевшую актрису.

Яркую дивчину заприметил молодой импозантный инженер Василий Половык. Он был заядлым театралом. Очень скоро Василий предложил руку, сердце, неплохое обеспечение своей избраннице, и она дала согласие жить с ним в законном браке. Записались не на украинский манер, а на русский — Половиковы. Зажили в достатке. Родилась дочка — Валентинка. Василий Васильевич оказался хорошим семьянином, и на работе его отмечали грамотами. Только случилось несчастье: неизвестно по какой причине (то ли оговор, то ли какой казус смутного времени) Половикова арестовали. Осталась Клавдия с маленькой дочерью. А в театре она проявила себя способным, одарённым человеком. Старшие, опытные коллеги с ней занимались. Её приняли в труппу. Нашлись и покровители. Однако платить за квартиру и держать няньку, да и о своих туалетах надо заботиться — на всё это средств не хватало. При таком раскладе ребёнок оказывался обузой. Мать решилась отвезти её к свекрови в Пасуньки. До лучших времён.

Клавдия Михайловна, женщина авантажная и гордая, не собиралась оставаться всю жизнь провинциальной актрисой. Она видела приезжавшие на гастроли столичные театры и решила, что её место только там. Никому не ведомо, но, скорее всего, по солидной протекции, сумела-таки одинокая женщина с ребёнком, не имея никакого образования и даже крыши над головой, устроиться в московский театр. Да не в какой-нибудь захудалый, а в ТРАМ (Театр рабочей молодёжи), куда позже придут Иван Берсенев, Софья Гиацинтова, Серафима Бирман, Борис Оленин и многие другие известные артисты. Клавдия Половикова смогла уж если не встать (по таланту) рядом с ними, то стоять вблизи. Ведь дослужилась же она до звания Народной артистки РСФСР.

Но в чём она блистательно была талантлива, в чём ей не было равных, так это в житейской дипломатии. В её душевно-лицедейском арсенале накопилось столько уникальных способов, методов, ходов, доводов, доказательств, интонаций, секретов, фактов, козырных слов, инсинуаций, лести, угроз, изящных нюансов, которыми она мастерски владела и в нужную минуту действовала именно этим оружием. На гербе её знамени был девиз: «Всё будет так, как я хочу!».

С собой в Москву Клавдия Михайловна взяла сестёр Наташу с Машей и дочь Вальку, которую надо было определять в школу. Такую гурьбу она собрала неспроста — надеялась добиться угла: только ей известными ухищрениями смогла-таки получить комнатушку возле «Эрмитажа». Машу пристроила в подсобный цех в театре, и та исправно осведомляла свою благодетельницу обо всех тайных интригах; Наташу на первых порах — посудомойкой в столовую, а на Вальке лежали все заботы по хозяйству: уборка, стирка, глажка, штопка и первым делом еда. Она брала большую корзинку и бежала на Центральный рынок, где отчаянно торговалась за каждый кусок, за каждый листок, подбирала, где что плохо лежит, умела жалобным голоском выпросить чего-нибудь на халяву.

Жили дружно. У каждой — кровать или топчан за занавеской. Посередине — стол и четыре стула. Клавдия Михайловна со всеми была строга, требовала, чтобы ни у кого от неё никаких секретов. Никто не звал её ни мамой, ни по имени. Для всех она была Роднушей.

Со школой у Валентины вышли большие сложности. Записать-то её записали, но говорила она на украинской мове и делала вид, что не очень понимала, о чём говорилось на уроке. На перемене кто-нибудь из озорников подбегал к ней, дёргал за косичку и дразнился: «Эй, клушка-хохлушка, лысая макушка!». Валька, прищурив синие глаза, подпирала руками тощие бока и, как хуторская Хивря, обрушивала на обидчика весь пасуньковский лексикон, строя злые рожи. Столпившиеся вокруг неё ребятишки хохотали до упаду.