Алла Зубова - Под знаком Стрельца

— Эх, судьба наша горемычная… Кому что на роду…

Капитан. Кто?

Криднер.Матрос Певцов.

Капитан. (Снимает фуражку.) Дорогую дань берет с нас море.

Картина II

Яркий солнечный день. Южноазиатский городок. Снуют люди в самых разнообразных одеждах. Неспешной походкой шествует англичанин в черной шляпе с зонтиком. Торговцы фруктами, сладостями зазывают покупателей. На маленькой эстраде уличные артисты исполняют экзотический танец с пением под аккомпанемент гитары и бубна. В толпе Фаддеев приценивается к товарам, объясняясь мимикой и жестами. Миша смотрит выступление артистов.

На просцениуме появляется фигура в темной блузе, темной юбке, на ногах соломенные сандалии, на голове соломенная шляпа конусом, из-под которой торчит длинная черная косица. Фигура несет через плечо бамбуковую палку. На ней с обоих концов по тяжелому узлу. Матрос идет за этой фигурой с намерением познакомиться. Он заходит то немного справа, то немного слева, ласково говоря: «Дамочка-мадамочка, сю-сю, кисю, йес-йес». Фигура никак не реагирует. Матрос повторяет свой маневр и слегка дергает фигуру за косичку. Потом настойчивей. Наконец, фигура делает резкое движение. Узлом на палке бьет матроса по голове. Тот от неожиданности падает. Фигура оборачивается, и мы видим бороду и усы. Китаец кланяется, смеется и с достоинством продолжает путь. Появляются о. Аввакум, Тихменёв, Болтин. К ним подбегает Миша.

Тихменёв.Наконец-то! Все недели плывем по морю, как по полю едем. Есть возможность и землей полюбоваться, и запастись хорошим провиантом.

Болтин.Посмотрите, господа, какая красота и безмятежность в людях. Кажется, если бы этим детям природы надо было просить чего-нибудь, то они, как Диоген, попросили бы не загораживать им солнца.

О. Аввакум.Увы, не так всё здесь благостно. Англичане уже давно присмотрели эти райские места, и их присутствие заметно повсюду.

Болтин.Я мало увидел здесь следов прогресса.

О. Аввакум.Прогресс в том, что местное население, еще недавно такое воздержанное, пристрастилось к вину, к азартным играм.

Тихменёв.Во что же они играют?

О. Аввакум.У них есть что-то вроде карт. Даже нищие играют в какие-то щепки и проигрываются дотла — и тогда уже ставят себя на кон.

Миша.Как это — себя на кон?

О. Аввакум.Если и тут проигрывают, отдают себя в рабство, в полную зависимость.

Тихменёв.И этот безобидный народ терпит?

О. Аввакум.Есть у них воинствующие племена, которые отчаянно сопротивляются англичанам. Но силы, конечно, неравные.

Миша.Мне рассказывал Гошкевич, что они ведут, как у нас в 12-м году, партизанскую войну.

Среди людей возникает паника. Все показывают в сторону, что-то кричат. Миша всматривается и понимает, в чём дело.

Миша.Крокодилы! Крокодилы на том берегу ручья. Вон вышли из зарослей. Пойдемте поближе!

Уходят. Появляются Гончаров, Криднер, Зелёный, Корсаков. В руках у Гончарова небольшой сверток с сигарами.

Гончаров.Нашел превосходные манильские сигары. Вечером доставят на фрегат. А это — на первую пробу. Всегда готов угостить, господа.

Корсаков.Вы, Иван Александрович, вчера нас отменно угостили Обломовым. Даже я, любитель вздремнуть после обеда, слушал с удовольствием. Но у меня к Обломову отношение двойственное.

Гончаров. (Закуривает сигару.) Интересно знать, какое же?

Корсаков.С одной стороны, Обломов — лежач-камень, лентяй. Мне это импонирует. Но с другой стороны, он совсем не простой лентяй. Это мудрый лентяй.

Зелёный.Хоть сам-то он по-житейски беспомощен, но ускоряет нашу суетливость.

Корсаков.Не просто ускоряет на словах, но и на деле. Ведь он наотрез отказывается что-то замышлять, промышлять, строить козни, лезть из кожи вон, соваться во все щели, как это сейчас принято.

Криднер.Обломов — мой герой. Я тоже считаю, зачем изощряться, искать во всем выгоду, как Штольц. Рай — он вот, рядом. Он в душевном равновесии.

Гончаров.Наступает иное время. Отмирает старое, нарождается новое, которое несет с собой практицизм, деловитость. Но это подтачивает наши нравственные устои.

Зелёный.Штольц и есть тот новый человек? Ему удастся сдвинуть лежач-камень?

Корсаков.По тому, как вы изображаете Штольца, можно предположить, что ему вы отдаете свои писательские симпатии?