Борис Пономарев - Плюсквамфутурум

Самогон был чистым и внешне вполне пристойным. Я осторожно понюхал его. Запах был резкий.

— За знакомство, — сказал я первый тост.

Мы сдвинули рюмки, и Олег выпил свою до дна. Я попробовал немного. Напиток был крепкий и жгучий, слегка напоминающий виски. При должной доле воображения можно было представить себя шотландским баронетом, путешествующим плацкартом из Эдинбурга в Лондон. Вздохнув, я осушил рюмку. Самогон был резок, словно удар резиновой дубинкой по спине.

Олег положил на стол большой свёрток из фольги, где лежал печёный картофель.

— Бери, — мой собеседник схватил пальцами половинку клубня и отправил себе в рот. Я последовал его примеру. Картофель был холодным и слегка обветрившимся. От его пресного вкуса мне отчего-то остро захотелось селёдки пряного посола. Рюмка самогона разбила спрессованные этим днем мысли, как бильярдный шар — пирамиду, и я откинулся на переборку, не обращая внимания на косо глядящих соседей.

Как мудр наш народ, подумал я, ощущая, что жизнь налаживается, и что этот странный мир с двуглавыми медведями не так уж и плох. Живёшь, и хочется выпить, но выпиваешь, и хочется жить. Да, многое мне непривычно, многое кажется странным, но что сказал бы поэт серебряного века, забрось его судьба на сорок лет вперёд? Наверное, ему повезло бы гораздо меньше, чем мне. Я подумал, что моя судьба складывается значительно лучше, чем у других возможных путешественников по времени. Пока складывается, тут же добавил мой внутренний голос.

Спирт — это средство внутреннего примирения человека с окружающей его Россией. Я только что принял хорошую порцию этого препарата и ощущал, что это лекарство работает так же превосходно, как и в мои времена. Алкоголь отключил все горестные размышления, полностью убрав все попытки как-то осмыслить окружающую меня действительность. В конце концов, я сейчас находился на той ступени человеческих потребностей, когда можно быть счастливым только оттого, что тебя не арестовали и не оштрафовали, и ты сейчас сидишь в тепле, одетый, обутый, сытый и даже пропустивший рюмку. Как мало порой нужно для радости!

Мой сосед пустился в рассказы. Видимо, он прошёл дальше по лестнице потребностей, оказавшись на ступени, где требовался внимательный собеседник. Я же являл собой эталон внимательного слушателя, о котором любой оратор может только мечтать.

Из слов и обрывочных рассказов Олега я узнал, как сильно изменилась армия за сорок лет. Отныне почётной обязанностью каждого совершеннолетнего мужчины была служба в Трудовой армии России. За это время призывник, получая гордое звание кормильца родины, отдавал священный долг на севе и уборке всевозможных сельскохозяйственных культур. Самыми элитными частями, гвардией, считались подразделения по выращиванию пшеницы. Чуть ниже них в незримой табели о рангах шли рожь и овёс.

— …Ну а гречка, рис, горох и фасоль, — перечислял гвардии комбайнёр, — это так, пересортица. Это вообще не кормильцы родины, а чёрт знает кто.

Я обстоятельно кивал, всем своим видом показывая, что рис всем своим существом уступает пшенице, и что это даже не требует комментариев.

Больше всего моему собеседнику не нравилась соя.

— Сосиски купишь — там соя. Колбасу купишь — соя. Тушёнку купишь — там соя! Молоко купишь — там тоже соя!

По этим причинам солдат, выращивающих сою, не особо жаловали и относились к ним крайне пренебрежительно. Куда больше везло призывникам, попавшим в картофельные подразделения.

— Потому что из картофеля можно делать все, — пояснял Олег, наливая себе полную рюмку.— Особенно водку.

— Всегда, когда ты ехал домой с призыва, можно было брать с собой колосок или клубень. Ты его вырастил, ты страну накормил, ты имеешь право взять с собой дембельский колос! Нет, вышел категорический запрет: мол, расхищение зерна-сырца. Запретили. Всё, нельзя, иначе отправят в Мордовию на два года свеклу копать! Статья, чёрт её возьми!

Двухлетняя служба делилась на двенадцать призывов, длящихся два месяца.

— На самые сложные дни, — говорил мой собеседник, покачиваясь в такт вагону. — Весенний призыв, когда сеют, осенний призыв, когда убирают. А летом или зимой дома сидишь…

Место службы могло различаться от призыва к призыву.

— Так куда направят. Я начинал служить на Кубани, рис выращивал. Потом меня направили под Белгород, там я на комбайнера и выучился. В прошлом году служил я в Лисках, под Воронежем. Там не урожай был, а просто сказка. Черноземье, эх! Там полуось воткни в землю, к осени трактор появится. А у вас в Калининграде так себе. Лета у вас нет!