Константин Гирлин - Собрание сочинений. Том I

— Это некрасиво, — сказал он нравоучительно. — Кто-то должен умереть. Партия сыграна. Доставайте белые тапочки.

— Можно мне выйти, — продолжал он, уже триумфально отлипая от пола и возвращая себе прежнюю трехмерность. — У меня неприятный запах изо рта. Вам не понравится грабить в таких условиях! Всего хорошего!

Дирижируя револьвером, Бухтаревич вернул блудного сына к отеческому очагу, пригрозив, что в следующий раз популяция Сиповичей в мире может несколько сократиться.

Внезапно яркий свет случайной мысли мелькнул в туманном взоре Сиповича. Сердце коммерсанта забилось после клинической смерти.

— Раз уж так вышло, — сказал он, молитвенно складывая руки, — разрешите не платить по счету!

— Да пожалуйста! — кинул Бухтаревич, мигрируя за прилавок и опорожняя кассовый аппарат. Он воровал неторопливо, растягивая удовольствие.

— Позвольте! — Тут встал какой-то шпак. — Я, как администратор этого заведения, решительно против подобных мер, которым вы столь охотно покровительствуете. Этот посетитель обязан уплатить по счету.

— Мошенник! — брезгливо сказал Сипович. — Видите ли, возможно, вы не заметили, согласен, в глаза не бросается, но нас, точнее вас, грабят. Скажите, потомок Ротшильдов, прав я или нет?

— Идите к черту, — брякнул Бухтаревич.

— Благодарю за поддержку. — Сипович филигранно поклонился и вернулся к прежней дискуссии: — Это значит, что ваши капиталы автоматически переходят в банк этого родшильдовского прихвостня. Значит, если я кого-то и должен осыпать золотом, так это его. Но вспомните драму, развернувшуюся на наших телеэкранах минутой ранее: светлая личность, которую вы так презираете, отменяет крепостное право, великодушно возвращая мне свободу. Слово такого человека — для меня закон. Он велит мне опустить кошелек поглубже в пиджак. Я в безвыходном положении. Вы бы ослушались приказа царя Соломона?

— Во-от как? — лукаво протянул администратор. — Это тянет на соучастие в преступлении.

— Не ковыряйте мне совесть. Вы честны до неприличия, вас посадят.

Это была битва титанов словесности. Сипович пустился в пространные рассуждения о своей душе, которая, с тоской заметил он, заметена снегами. Его оппоненту был чужда духовная сторона человеческого бытия, поэтому речь о душе он не оценил. Сипович не сдавался и в следующий раз назвал администратора маньяком, распотрошившим его беззащитную душу. Затем, моментально забыв о душе, он выдвинул обвинение, что тут намеренно делают несчастными его будущих детей. Администратор не остался в накладе и, в свою очередь, поинтересовался у Сиповича, давно ли его совесть в инвалидном кресле?

Одержимый страстью правосудия, он продолжал ожесточенно стрелять в кольчугу невинности, которую надел Сипович, до тех пор, пока судья не развел бойцов по углам ринга. Какое-то время они покорно молчали, но вскоре Сипович почувствовал, что микрофон вновь поднесен к его губам:

— Я требую реванша! Мне понизили самооценку!

Потом он успокоился и даже начал беззаботно насвистывать. Но и это ему быстро наскучило, тогда он стал прогуливаться между столиками, доедая недоеденное и делая критические замечания по отношению повара.

— Зачем нам всем ругаться, — наконец сказал Сипович, помогая Бухтаревичу с кассой. — Давайте разойдемся: мы домой, вы — в тюрьму.

— Уберите руки!

— Позвольте немного скорректировать вашу стратегию: я бы хотел получить барыш с этого выгоднейшего предприятия, лавры вора справедливо останутся вам. Я слышу, как хрустит курс доллара в вашей сумке. Сейчас я выступаю от имени всех голодных детей страны: дайте денег.

Бухтаревич неустанно бдел: так или иначе, личность подобного пошиба ведет бдящий образ жизни. Внезапно его уши завращались сами собой: они настроились на нужную частоту и поймали щелчок застегивающихся наручников. Близился момент трагической развязки — по главной городской артерии циркулировала полицейская машина.

— Пора! — вскрикнул зычным голосом Бухтаревич, вдохновляя главным образом самого себя. В аудитории раздалась пара ликующих голосов, как будто поддерживающий данное намерение.

Бухтаревич выпорхнул на улицу, как дикая лань, за ним, гарцуя, последовал Сипович. Последний преследовал потомка Ротшильдов, показывая удивительную атлетическую выносливость. Жажда наживы раз за разом открывала у него второе дыхание.

Наконец Бухтаревич исчерпал все доступные ресурсы своего организма и затаился в дремучих закоулках спального района. Углубившись в дебри хрущевок, беглецы нашли временное убежище.