Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

Такой нищеты я еще не видела. А Настя радостно показывала мне комнату и стол, за которым она, наконец, могла делать уроки. Как же трудно они жили в прежнем подвальном общежитии, столько разных людей под одной крышей…

Мы дружили и встречались до окончания школы. А после я надолго уехала из Москвы. Писала Насте, но письма возвращались. Вернувшись, я наведалась к дому, где жила Настя. Там уже никто не жил, там было учреждение.

Я пробовала искать подругу, но фамилия у неё распространенная, а отчества я не знала. А что, если она вышла замуж, и фамилия у нее другая…

Потом прошло много лет. Очень много. Пятьдесят или больше. В нашей жизни появился интернет. Я листала интернет-страницы, разглядывала цветные фотографии из дальних краев. И вдруг увидела скалы на Енисее. Знакомая картинка, как в той энциклопедии. Я написала автору этих фотографий, знает ли он скалы под названием «Телячьи щёки»? Он ответил: да, знает.

И тут все Настины истории выстроились в связную картину. Одну из горьких историй того времени.

Настя с мамой плыли на барже вниз по Енисею, мимо страшных, опасных в непогоду каменных «щёк», по дороге в Гулаг, где отбывал заключение Настин папа. Наверное, был он незаурядным человеком, раз так далеко заслала его тогдашняя власть. Ведь была видна порода в гордой умнице Насте и в ее красивой маме, изможденной дворницкой работой.

Потом они жили где-то поблизости от лагеря, и после тюремного свидания родился маленький Настин братик. Тем временем у ее отца развилась открытая форма туберкулеза, и лагерные власти отправили доходягу на поселение. Правдами и неправдами семье удалось осесть на время в Омске, где была хоть какая-то возможность лечения. Но отцу удалось прожить недолго.

А для Настиной мамы, как для жены врага народа, не было никакой работы и никакого жилья. Удалось устроиться дворником в секретном научном институте, там работали интеллигентные люди, которые понимали…

Почему Настя так настойчиво передавала мне свою историю? Это было начало 50-х годов, и называть вещи своими именами было нельзя. Но она хотела, чтобы я поняла и запомнила. Мне одной она доверила свою историю и отрывки истории своего несчастного отца.

Наверное, для чего-то мне многое в жизни было показано? Теперь я публикую историю стойкой и гордой девочки Насти Лобановой.

Эта история по-прежнему важна для нас. Репрессии коснулись чуть ли не полстраны. А другая половина страны чинила эти репрессии — веря во вредителей и врагов народа, голосуя на собраниях, донося на коллег или соседей, сторожа заключенных в лагерях…

Хотелось бы думать, что люди смогли извлечь урок…

Я с детства подозревала, что я дурочка. Но об этом помалкивала.

В школе мне ставили одни пятерки. Но я считала, что это по ошибке. У меня всегда было много вопросов к тому, чему нас учили в школе. Но никто из моих одноклассников ничего не спрашивал, — значит, всем всё понятно. Только мне непонятно, и я стыдилась спросить. А если и спрашивала — получала невнятный ответ.

И еще. Бывает, скажут мне что-нибудь обидное или несправедливое, и я не сразу найдусь, что ответить. Иной раз только на следующий день получался мой блестящий и точный ответ (это так называемое «лестничное остроумие», когда остроумный ответ приходит на ум уже на выходе, на лестнице). А отвечать-то и некому. Потому что я — тугодум.

Уже учась в университете, я наконец поняла, что все усложняю. Многим студентам было достаточно запомнить материал, потом на экзамене пересказать его по памяти и после навсегда забыть.

А мне нужно было осмыслить каждый знак в формуле, как будто это я ее вывела, запомнить на всю жизнь и с этим жить.

Ну и чудачка…

А потом в нашей жизни появился маленький сын Паша и как начал нас удивлять! Мои затверженные знания наконец пригодились — мне было о чем говорить с умным сынишкой. Тут набежали специалисты и стали объяснять, что есть такое понятие, как интеллект, и кому-то этого много дано, а кому-то недодано.

Так ведь это и интересно, это и двигает жизнь вперед! Было бы у всех этого интеллекта поровну, все бы думали одинаково — и не было бы необходимой разности потенциалов для движения мысли.

В семь лет Паша пошел в обычную школу, в первый класс. Но скоро по рекомендации из Института педагогической психологии его перевели сразу в четвертый.

А люди из того института захотели измерить его способности и заявились в школу со своими тестами. Они протестировали Пашу и еще нескольких сильных учеников из класса. А потом они захотели протестировать родителей. Мой муж прошел этот тест первым и ходил гордый, что быстро соображает.