Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

Каналы — кровеносная система Венеции, а ее сердце — площадь Святого Марка — пульсирует в такт набатных ударов, что отбивают бронзовые мавры по колоколу, водруженному на часовой башне. Вот уже седьмое столетие…

Фёдор Достоевский был так поражен великолепием площади Святого Марка, что, по его словам, «не сходил с нее четыре дня».

Титул богатейшей столицы мира, дарованный ей в 1420-м, Венеция, эта легкомысленная красавица, будто веер случайно обронила в воды Гранд-канала. Но оставила за собой иной — самого загадочного и романтического города на земле. Сколько поэтов минувших эпох слагали баркаролы в ее честь!

Венеция всегда в маске. Словно капризная дама она постоянно меняет их, не желая быть узнанной. Явное кокетство! Ведь подобно Коломбине, актрисе из комедии дель арте (комедии импровизаций), она предпочитает украшенную золотом, драгоценными камнями и страусовыми перьями полумаску, лишь оттенявшую ее прекрасные черты.

Тициан, Тьеполо, Каналетто, Гарди — всего лишь пажи Прекрасной Дамы Венеции. Или кавалеры, поддерживающие ее, точно парящую над землей на своих неимоверно высоких туфельках-платформах.

Венеция под покровительством муз. Да и сама она обратилась в музу — рыжеволосую красавицу в темно-синем бархатном платье, что царственно взирает с полотен и фресок парадного зала Дворца дожей.

Но в жизни красавицы были и поистине черные дни. Не оставила город своей «августейшей милостью» и «Догаресса Чума», — в жертву ей принесены тысячи венецианцев, в их числе гордость и слава Венеции — великий Тициан.

За снятый «урожай» чума весьма своеобразно отдарила венецианцев: это и величественный храм Санте Мария дель Салюте, возведенный в честь избавления от «черной царицы», без коего венецианский пейзаж уже немыслим; это и… карнавальный костюм «Доктора Чумы», схожий с хищной птицей с длинным клювом-носом, куда закладывались благовония и снадобья, якобы защищавшие от страшной болезни, черным плащом-балахоном, шляпой и палкой-клюкой в руке, дабы не прикасаться руками к обреченным… Спустя столетия средневековый ужас намертво въелся в полы маскарадного плаща, в чумные годы выделявшего из толпы венецианского доктора.

Венецианцы умели шутить со смертью, и действие пушкинского «Пира во время чумы» из мрачных лондонских предместий легко перенести на праздничные венецианские площади…

Несбывшееся путешествие

Если бы Пушкину удалось вырваться за пределы Российской империи и оказаться в Венеции, он непременно направился на набережную Ле Дзаттере, в палаццо Клари.

И все потому, что хозяйкой дворца, и ныне соседствующего с церковью Санта Мария дель Розарио, знаменитой фресками кисти Тинторетто и Тьеполо, была давняя приятельница поэта (а возможно, как уверяли маститые пушкинисты, и его любовница!) графиня Долли Фикельмон.

Не судьба была Пушкину пройтись вдоль канала Джудекка, полюбоваться видом (удивительно схожим с петербургским!) — войти через массивную дверь, украшенную не одной, а тремя замысловатыми ручками чугунного литья, подняться по лестнице и очутиться в гостиной, где его радостно бы встретили хозяева: супруги Фикельмон вместе с красавицей-дочерью Элизалекс. Столь же радушно, как и в особняке на Дворцовой набережной в Петербурге, в салоне блистательной австрийской «посольши», графини Долли Фикельмон. Или ее матушки Елизаветы Михайловны Хитрово, страстно и безнадежно влюбленной в поэта. В обоих светских салонах, где частым гостем бывал поэт, кипела литературная и политическая жизнь…

Правда, это могло случиться лишь в 1855-м, когда супруги Фикельмон приобрели палаццо на набережной Ле Дзаттере. В первый свой приезд в Венецию они остановились на Гранд-канале, во дворце, принадлежавшем балерине Тальони, блиставшей некогда и на петербургских подмостках.

Графиня Долли (Дарья Фёдоровна), внучка фельдмаршала, Светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, сослужила неоценимую службу пушкинистам: страницы ее дневника пестрят драгоценными строками о поэте, а позже, после его женитьбы, о юной супруге Натали.

Среди записей есть и весьма любопытная: «Вчера, 12-го, мы доставили себе удовольствие поехать в домино и масках по разным домам. Нас было восемь… Мы очень позабавились, хотя маменька и Пушкин были тотчас узнаны, и вернулись ужинать к нам».