Игорь Белодед - Синий кит

Ни с того ни с сего она зашла на страницу с гороскопами. Лев: «Будьте бдительны, но одновременно открыты миру. Не упустите выгоды там, где можно сделать что-то благодаря сердечной склонности. Стойкость и упорство. Неожиданная встреча. Избегайте покупать бытовую технику». Ага. 31 декабря. Дельный совет. Любопытно, кто-нибудь вообще верит в гороскопы? И почему в них пишут так положительно обо всех, будто мы живем среди ангелов? Зашла на почту: так и быть, ничего, — поздравления от приложений, от аниме-сообщества, от нечего делать зашла в письма под флажком «спам»: сплошные Альфреды, Вильфриды, Альберты, Киры и Лилии, и все они пишут о дополнительном источнике дохода. Отцу бы понравилось. Вдруг остановилась взглядом на письме от Софии Рубиной, не поленилась открыть и прочитать его. Всего лишь вариация на тему заработка в сети, и все-таки было в этом что-то жуткое, как будто потусторонняя София написала ей из будущего, пыталась оградить от чего-то страшного.

Потом была встреча в подъезде с Волобуевой: она уезжала на дачу с молодым человеком — с тем ли, с которым говорила по сотовому в кафе, или с другим, София так и не поняла. Волобуева подарила ей новую обложку для планшета, София — портрет Волобуевой, срисованный наспех со снимка, который она сделала прошлым летом — до смерти бабушки. Волобуева торопилась, так что восторги ее показались Софии надуманными, слишком уж неестественными.

Дома пахло мандаринами, отец возбужденно потирал руки, гладил сотовый и говорил: «Эх-х-х, растет, Софа, растет!», — мама готовила зимний салат, обжорку и холодец, гремела кастрюлями и слушала радио, на нем выступали современные писатели и все как один говорили: «Я не писатель, я пишущий». Новое веяние. Она стала слушать его вскоре после того, как познакомилась с тем, кто был записан в ее записной книжке как «Танька». Павел Игоревич играл с новым звездолетом, который ему накануне подарила София. Отцу она подарила рисунок взморья, выполненный цветными карандашами и пастелью, он принял его со словами: «Вот там мы и прикупим домик», — и подмигнул матери, которая сдержанно поблагодарила Софию за набор гелей для душа, приобретенный на распродаже. Отец снова подмигнул, снял очки, откашлялся и пригласил Софию пройти в прихожую, там под вопль Павла Игоревича он вручил ей картонную коробку, замотанную в две перевязи. София открыла ее и увидела мольберт на тонких алюминиевых ножках. От него пахло скипидаром и дешевым деревом — вроде запаха на уроках труда у мальчиков. Она погладила его и усмехнулась: теперь-то он ей точно не пригодится.

Новый год встретили так же, как и всегда. Это Павел Игоревич всему удивлялся: делал большие глаза, когда слушал восковое лицо на экране, говорившее о трудностях и успехах, зажимал уши, когда следующую минуту за окном загрохотало, и из распахнутых форточек потянуло запахом пороха. Отец суетливо щелкал зажигалкой, пытаясь зажечь список желаний, туго сложенный раз на пять, мама безучастно смотрела на собственное отражение в окне, одарила Софию такой же стеклянной улыбкой и вышла на балкон — звонить бабушке. Теперь, каждый раз, когда она уединялась для звонков, Софии казалось, что звонит она непременно «Таньке».

Сергей дозвонился до нее только в половину первого, сказал, что линия занята и что у них в Тюмени еще полчаса до наступления Нового года и, получается, он звонит ей из прошлого. Он был странно разгорячен, возможно, из-за шампанского, наговорил пожеланий двадцать, касающихся их двоих. Свербицкая скинула ей стихотворное поздравление. София не понимала людей, которые вместо того, чтобы сказать свое и от себя, ищут в поисковиках стихи и посылают отдаленным знакомым, думая, что им приятно вчитываться в корявые ямбы. Отписались подруги по художественной школе, Волобуева — с дачи; мальчик, с которым она целовалась в прошлом году, прислал желтого кота с бордовым сердцем. Мама неожиданно приложила ей к уху сотовый и сказала: «Поговори с бабушкой». Бабушка — бывшая учительница, живущая на той стороне, в России, начала говорить об успеваемости и «жизненной стезе».

София давила во рту икринки, слизанные со сливочного масла, размазанного по ломтикам багета, вслушивалась в приглушенный внутренний треск, шампанское сладило глотку, язык припоминал недостачу соленых корнишонов в зимнем салате, и в этом чересчур тяжелом новогоднем ужине воплотилась для нее вся жизнь. Она просто не может умереть, просто невозможно, чтобы эта тяжелая полнота вдруг ушла. В ушах отдавались куранты и слова живой русской бабушки, из головы не выходила обида Абры и какой-то пронзительный взгляд Сергея, как будто бы он разгадал ее, как будто укорял в бесчувственности. Но разве она виновата в том, что не может любить его издали? Она несколько раз пыталась представить их близость, но каждый раз останавливалась то на запахе изо рта, то на сползших колготках. И близость их так и не начиналась. Да, ее возбуждали фривольные аниме-картинки, воспоминания о руках Сергея, или о губах мальчика из Сургута, но, стоило ей очутиться перед Сергеем, как обаяние его рушилось. Сергею казалось, что это он не соответствует ее ожиданиям, на самом деле ее воспоминания не соответствовали ему.