Елена Роговая - И здрасте вам через окно!

Несмотря на жаркий полдень, подул свежий ветер. Покой и благодать он принес жителям бескрайнего Черноморья, а вместе с тем и перемены в жизни, с которых начинается новая история.

Мирав, долго ты будешь в окно смотреть? Поздно уже, иди спать.

– Сейчас. Сава, посмотри, какая огромная луна на небе.

– Луна как луна. Ничего в ней особенного нет.

– Не скажи. Такую я видела только один раз в жизни, перед войной.

– Напридумывает себе разные «ах-ах», и спать не затащишь. Ну, где там твоя удивительная луна?

Сава ухмыльнулся и, шаркая босыми ногами по половицам, подошел к окну. На темно-синем бархате неба висел огромный серебристый шар, освещая землю неоновым светом. Свечение было настолько ярким, что занавески на окнах нисколько не мешали его проникновению в комнату. Луна с легкостью прошивала тюлевый узор и ажурной дорожкой ложилась на деревянный пол.

– Ты смотрикась, как разгорелась. Вроде твоей сковородки, когда ты на ней яйца жаришь.

– Сава, когда я жарю яичницу – это всегда к радости, а здесь, чует мое сердце, жди плохого. Смотри, какой поток света в нашу квартиру идет. Прям дорога, да и только! Это к новостям. Хорошего нам ждать неоткуда, а плохие сами придут.

– Мендель, у тебя в институте все хорошо? Точно? А ты маму не обманываешь? Умница. Завтра мама тебе даст две копейки, у Ивана Маха купишь себе новую тетрадку. Или, лучше три дам, купи восемнадцать листов и не обижайся, если я у тебя листочек-другой вырву закрыть банку.

– Мама, а вы не можете закрывать банки крышками или газеткой?

– Я тебя зачем рожала, чтобы ты родной маме поганые вопросы ставил?

– Попрошу прощения, если обидел, – извинился Мендель.

– И правильно. Когда ты в пеленки какал, а я тебя спрашивала, зачем ты это сделал, что ты мине отвечал?

– Не знаю.

– Вот и мама не знает, что ответить. А у тебя на работе? – переключилась Мирав на мужа.

– До сегодняшнего дня было как обычно, а что завтра – будем посмотреть.

– «Будем посмотреть!» Сава, зачем сейчас свою жену расстроил? Ты же знаешь, что у меня психика, и все равно говоришь неспокойно. Ты пошел и уснул, а я до утра в тревоге.

– Вот бабы – дуры, – пробурчал муж, пробираясь к кровати. – Луна ей не так посветила, и все – вирванная ночь.

Ночь и впрямь была для Мирав беспокойной. Духота накатывала волной и обволакивала тело липкой испариной, заставляя сердце биться в бешеном ритме. Только под утро, когда с моря повеяло прохладой, Мирав наконец-то заснула и провалилась в яркую солнечную бездну. Ей снился родительский дом с палисадником и душистой сиренью под окнами, в кустах которой она частенько пряталась от полуденного зноя с блаженной теткой Галой, любившей у них погостить денек-другой. «Хорошо у вас, спокойно. Так бы и осталась жить, да поклонники не позволят. Сцена, деточка, не выпускает просто так из своих объятий. Талантов много, а гениев – единицы!» – то и дело повторяла она. Мирав сидит рядом на корточках и смотрит с восхищением на красивую родственницу, развалившуюся на цветном лоскутном одеяле. Закинув ногу на ногу, она напевает веселые куплеты и дирижирует себе изящной ножкой в фильдеперсовом чулке. В руке у нее длинный мундштук из дорогого бриара, украшенного на конце серебряной ажурной сеточкой с блестящими камешками. Гала делает две-три затяжки, театрально закатывает глаза и, оттопырив жеманно пухлые губки, выпускает дым красивыми кольцами.

– Тетя Гала, а зачем тебе такая длинная папироска?

– Исключительно для удобства и шику. С мундштуком женщина выглядит модной и соблазнительной. Чтобы курить такую штуковину, требуется точный математический расчет и акробатическая ловкость, а иначе стряхнешь пепел мимо пепельницы, когда она стоит далеко, а ты еще лежишь в кровати. Вырастешь, обязательно научу тебя курить. Хотя зачем ждать, на, затянись разок.

Мирав с радостью забирает мундштук из рук тетки и что есть силы втягивает в себя едкий дым. Резкий кашель и слезы из глаз до звона в ушах. Гала весело смеется и стучит по спине незадачливой ученицы. Мирав задыхается, сердце колотится так, что отдает в ушах…

– Да откроете вы наконец, – послышался раздраженный громкий стук в дверь. – Телеграмма вам срочная.

Ничего не понимающая Мирав просыпается то ли от стука, то ли от нехватки воздуха и бежит к двери.

– От кого телеграмма? – поинтересовалась она, прежде чем откинуть массивный крючок.

– А мне почем знать? Я их не обязан изучать, – пробурчал недовольно почтальон и тут же прочитал по слогам: «Встречай-те вок-за-ле. Еду жить».