Елена Роговая - И здрасте вам через окно!

– Д-дебора Казимировна, вы уже за мной?

– Я на Привоз, – торопливо ответила Доба, ускоряя шаг.

– Тогда я дождусь вашего возвращения и в м-музей, – прокричал вслед сосед.

Дебора остановилась, замерла на пару секунд и, обернувшись, произнесла:

– А незачем туда идти.

– К-как это незачем? Об-бязательно нужно, всенепременно. Я не мог ошибиться. Если это Моне, то вы не представляете, к-как нам повезло. К-картина должна висеть в музее. К-конечно, Зиновий испортил полотно, но все можно реставрировать. Ее продублируют подкладкой второго полотна и склеят осетровым клеем. Уверяю вас, будет незаметно. Все можно исправить.

– Александр Владимирович, нельзя исправить то, чего нет.

– К-как нет?

– Картины больше нет.

– А к-куда она делась? Вы сами ее отнесли?

– Я ее сожгла.

– К-к-к-когда? – изумленно произнес сосед, вытирая полотенцем пену с небритого лица.

– Ночью.

– Д-дебора К-казимировна, к-как вы могли? Неужели правда? Скажите, что вы пошутили.

– А что мне оставалось делать? Вы же обещали Зиновия расстрелять. Ему это надо?

– Вы д-ду… д-ду…

– Можете называть меня дурой, если вам так легче, но тогда я и Мирав передам.

– Вы д-думали головой, что творите?

– Я не хотела, а Мирав сказала, что если нет картины, то сомневать вас больше не будет и Зяму не за что расстреливать. Уважаемый, ну не было другого выхода. Извините, мне нужно на базар идти.

Соседу ничего не оставалось, как только покачать головой вслед уходящей Деборе. Он стоял в полной растерянности, не в силах сделать и шага. Ощущение непоправимой утраты и беспомощности накатило на него огромной волной, сжимая в груди и без того больное сердце.

«Как! Как может женщина своими руками уничтожить шедевр! – думал он. – Что руководило ею в ту минуту, когда она бросала холст в огонь? Чудовищная дремучесть или желание защитить семью? Скорее всего, второе. Дернуло же меня сказать про расстрел! Сам виноват, идиот эдакий. Взгляните на нее. Идет уверенной походкой, покачивая бедрами, и нет ей дела до искусства. Моне не вписался в ее мир. Конечно, в нем есть место мужу и ребенку, а все чужеродное и угрожающее без сожаления отсекается. Разве она не напоминает Юдифь, расправившуюся с Олоферном? Да о такой женщине можно только мечтать. Нужно будет обязательно написать ее портрет на холсте».

Возле подвод с дешевым самодельным вином задумчивую Дебору одернула старая цыганка.

– Зачем грустишь, красавица? Позолоти ручку, всю правду тебе скажу.

– Чего тебе? – спросила Дебора, вздрогнув от неожиданности.

Старуха вытащила изо рта дымящуюся трубку и выпустила изо рта струю едкого дыма:

– Забота на тебе большая, но не ведаешь того, что огонь уже приготовлен, желающий поглотить твое дорогое.

– Поздно. Если бы ты вчера мне встретилась, может, и не было бы сейчас печали, – произнесла Доба, направляясь в мясные ряды.

– Не то, дамочка, не то, – пробурчала ей вслед гадалка, поправляя на голове пестрый платок. – Торопись скупиться, а то главное пропустишь…

Обойдя прилавки с птицей, Дебора остановилась у приглянувшейся ей торговки. Куры были аккуратно разложены и манили покупателей жирными ляжками.

– Свеженькие, из Ширяевска. Не сомневайтесь. Еще ночью сидели на насесте. Видите, на головках глазки выпуклые, клювик глянцевый, а мяско бледно-розовое. Тыкните в нее пальцем. Не хочите своим – моим тыкните. Что я вам говорила? Ямка, раз – и снова нету. А кожица! Сухонькая, в пупырышечку.

– На мои взгляните, – позвала другая торговка. – Я своей куре зернышки только и подсыпала, пока она делала проходку по зеленой травке.

– Я вас умоляю! – возмутилась первая. – Скажите мине расписание прогулок той куры, шобы я могла так же похудеть. Покупайте, жиночка, не пожалеете. Уступлю так, что доставите себе удовольствие. Вам завернуть в газэтку или сами в сумочку спрячете? Без сдачи дэнежки нету? Тогда вам пупочек в придачу, и до новых волнующих встреч. А может, еще жопки куриные возьмете? Свежие. Железку сальную срежете, и пожалуйста вам – кошерное жаркое. С лучком да на сковородочке! А? Не хочите. Ну, тогда в следующий раз.

Не успела Дебора отойти, как торговка закричала:

– Ляжки куриные, битки, котлетное!

– Печень, сердце, копыта! – подхватил эстафету мужской голос.

Купив также свежей брынзы, душистой зелени и мясистых помидоров, Дебора отправилась домой. Обнаружив квартиру закрытой, она решила, что Зиновий катает сына на мотоцикле, поэтому спокойно занялась приготовлением фаршированной шейки.