Андрей Воронин - Убийца не придет на похороны

— Как будто ты понимаешь, о чем я говорю.

Яйца аккуратно ложились в ячейки. Вскоре корзинка опустела. Последними были поставлены в холодильник литровая банка сметаны и трехлитровая банка с молоком. Огромный кусок свежего масла, круглый, как булыжник, занял свое место на верхней полке.

— Ну, вот, порядок. А где банки? — спросил Пантелеич у Муму, но вспомнил, что тот ничего не слышит и показал на банку, постучав по ней ногтем указательного пальца.

Муму закивал, догадавшись, о чем спрашивает старик. Дорогин открыл напольный шкаф и показал на чисто вымытые сухие банки, потом на себя, мол, я сам вымыл. Старик даже зацокал языком, ему понравилась такая расторопность глухонемого и его понятливость.

— Мы с тобой скоро и без слов будем друг друга понимать. Я хотел сегодня покрасить сарай, доктору сказал, а он руками замахал, дескать, не надо, через неделю. А потом дожди пойдут, так что, может, лучше сейчас? Хотя ему виднее. Пойдем, возле дома уберемся, порядок тут нужен.

Муму стал тыкать себя пальцем в грудь.

— Что, ты хочешь сказать, что сам все сделаешь?

— Угу.

— Ну и понятливый мужик. Что ж, тебе виднее. А кстати, — Пантелеич отвернул полу фуфайки, из внутреннего кармана выглядывало горлышко с золотистой пробкой, — может, по сто граммов?

Муму в ответ отрицательно мотнул головой.

— У-у…

— Ты какой-то не компанейский. А я вот привык. Много вредно, а чуть-чуть — на пользу. Я выпью, а ты смотри, если такой правильный.

Открыв холодильник, Пантелеич достал блюдо, на котором были сложены бутерброды, оставшиеся от завтрака. Выбрал самый маленький, откупорил бутылку, содрав с нее пробку, пробку спрятал в карман. Налил себе рюмку, посмотрел по сторонам, изобразил на лице важный вид, прищурил глаза и залпом опрокинул содержимое в рот. Затем выдохнул и, сладострастно облизав губы, вытер их рукавом. И только через пару минут, принялся безо всякого удовольствия жевать бутерброд с тонко порезанной красной рыбой.

— Я оставлю в сарае, — Пантелеич постучал по бутылке пальцем, — поработаешь, выпьешь, охотка придет. А выпьешь — лучше покушаешь, аппетит появится. А кушать тебе надо, вон, худой какой, с лица спал, скулы торчат, как у черепа.

Через полчаса Пантелеич, отдав распоряжения своему единственному подчиненному, с легкой душой покинул дом Рычагова. Звонок его добитого велосипеда весело бренчал, когда подвыпивший старик лихо выезжал за ворота, открытые Дорогиным.

«Ну, вот, — подумал Сергей, — я остался один с этим уродом. Надо глянуть, как он там».

Уже войдя в дом, Дорогин услышал ругательства, ни к кому конкретно не адресованные. Ругань была такой же, как и утром. Сергей взглянул на часы, висящие на стене. До времени, когда он должен будет сделать укол, оставалось еще полтора часа.

«Мучится, наверное, скотина, болят раны».

Он не спеша прошелся по дому, убрал тарелки с бутербродами в холодильник, вымыл рюмку, совершенно не обращая внимание на то, что Винт истошным голосом звал его к себе. Затем услышал грохот, да такой, что даже пол содрогнулся.

«Штатив с капельницей от него далеко, я его тогда еще убрал, наверное, опрокинул тумбочку».

Но Сергей ошибся. Винт поднял табуретку и бросил ее на пол. Табуретка осталась цела.

— Укол! Укол! — закричал Винт, завидев в дверях Муму.

Тот закивал. Ему было в принципе все равно: хочешь — сделаю. Он подошел, даже не вымыв руки, взял одноразовый шприц, зубами разорвал обертку, катнул ампулу с морфием, она одна и осталась под клеенкой на маленьком столике, где лежали инструменты, щипцы, ножницы, зажимы и всевозможный перевязочный материал, запаянный в толстый целлофан.

— Только смотри, урод, чтобы воздуха в игле не осталось.

Но Муму, на удивление бандита, все сделал очень толково. Винт с сожалением смотрел на те несколько капелек морфия, которые брызнули с иглы, сверкнув в солнечных лучах.

— Эй, ты, кончай! Давай я сам вколю, — протянул руку Винт, пальцы его дрожали.

Но Муму строго выполнял распоряжения врача. Он сам сделал укол, шприц и пустая ампула полетели в урну.

— Ну, сейчас отпустит, — пробурчал Винт, — надоело мне все это. Корчусь, корчусь здесь, как собака недобитая. Слушай, ты, — Винта осенило, — телефон тащи сюда!

Муму непонимающе смотрел на больного.

— Да телефон, мать твою… козел долбаный! Я хочу говорить, говорить! Понимаешь? — и Винт сделал вид, что прикладывает телефонную трубку к уху, а второй рукой набирает номер.

Муму рассмеялся, издавая странные звуки.