В ответ Дорогин лишь моргал.
— А была у меня грыжа. Представляешь, подорвался. Мешки с картошкой с прицепа сбрасывал и подорвался. Так он мне, дай бог ему здоровья и сто лет жизни, быстро, чик-чик, все вправил, зашил и через две недели я уже на свадьбе «Семеновну» со своей хозяйкой отплясывал. Во, мастер, не то, что другие, которые в нашей сельской больнице. К этим как попадешь, мать их, считай, мертвый. Один Геннадий Федорович человек, настоящий доктор. А все остальные — мясники. Халаты наденут и в глаза глядят, глядят, ждут, когда им денег сунешь. А этот… Да ты слушаешь меня, Муму? Ты что, точно глухой, и ни хрена не слышишь? Да ладно, слушай дальше.
Они уже подошли к сараю, а Пантелеич продолжал рассказывать, не смущаясь тем, что противоречит сам себе, если Муму глухой, то слушать его не может:
— Так я после этого Рычагову деньги принес, те, что на похороны отложил, все равно не пригодились. Так он на меня, Муму, ты слышишь, так он на меня начал ругаться. Да так ругался, что я от страха чуть не помер, бежать бросился. А он за мной. Догнал, деньги в карман сунул, хватил меня за плечи и говорит:
«Пантелеич, твою мать, ты мне друг, ты мне помогаешь, а я что, с тебя деньги брать буду? Да ты за кого меня держишь?»
— А я возьми, да ляпни: у других-то берете, Геннадий Федорович, а я чем хуже? Так он на меня так посмотрел, что я чуть сквозь землю не провалился, представляешь? А все-то в округе поговаривают, что он левых пациентов штопает. По мне — хорошее дело, они ведь тоже люди, хоть и левые.
«Я-то знаю, Пантелеич, как тебе деньги даются, не то, что им. Твоих денег я не возьму».
— Тогда я ему и говорю, ты, мол, Геннадий Федорович, мужик справедливый, но и я хочу, чтобы все было честно. Я ему и сказал, что отработаю за лечение, буду за домом присматривать, убирать бесплатно. Он как бы согласился. Месяц я проработал, все равно я на пенсии. Делать мне нечего, а живу я неподалеку, вон, видишь, деревня? Все равно каждый день приезжаю, молоко и творог привожу. Так знаешь, что он сделал? Работал я месяц, как часы. Приду, подмету, все на места расставлю, дров наколю-напилю, стараюсь на глаза не показываться. Месяц прошел, домой приезжаю, а моя хозяйка стол накрыла, дорогие закуски, водка стоит, да не лишь бы какая, а хорошая, пробка винтовая. Ну, знаешь, Муму, с тремя наклейками бутылки делают. Пил ты такую?
В ответ, естественно, Дорогин ничего не ответил.
— Я ей, бабе своей, и говорю: ты что, с ума сошла, такие деньги? А она смеется и показывает конверт. Я взял тот конверт, а там денег как три наши пенсии вместе сложенные. Где взяла, говорю, где украла? А она еще больше смеется: «Не я украла, а ты заработал, кормилец ты мой». Я пока не понял, что к чему, к водке не притронулся. А она и рассказала, что Рычагов заезжал и говорил, будто очень доволен моей работой. Хотя какая там работа? И сказал он моей хозяйке: «Ты уговори Пантелеича, пусть он и дальше ко мне ходит, если ему не в тягость». А какая мне тягость? Метлой помахал, граблями поскреб, то и се сложил и порядок. А тебя он, наверное, на мое место взял, правильно я говорю, Муму?
Дорогин пожал плечами.
— Не хочется мне отсюда уходить, конечно. Но пока он ничего сам не говорил, стану готовить себе замену, — Пантелеич открыл сарай и принялся показывать Муму хозяйство.
Все здесь содержалось в идеальном порядке. Все инструменты находились в рабочем состоянии и висели на стене — так, словно это был стенд или музейная экспозиция.
— Вот метлы. Вот метла проволочная, а вот обыкновенная, — принялся показывать свой музей Пантелеич, перед этим включив свет в сарае. — Вот вилы, вот грабли, вот коса. Есть, правда, у нас и косилка, но я ее не люблю, возле забора с ней не развернешься, там только косой можно. Вот топоры, молотки, гвозди, вот шурупы, гайки, винты. В общем, тут всего хватает, — и Пантелеич принялся показывать банки из-под дорогого растворимого кофе, стоящие на полочке рядком. — Все по размерам разложено. Вон там, — Пантелеич подошел, и как змею за горло, поднял черный гофрированный шланг с наконечником, — это поливать деревья, траву, кусты, дорожки, чтобы пыли не было. Но сейчас и дождей хватает. Теперь пойдем покажу гараж.
Дорогин отрицательно покачал головой и указал пальцем на грабли.
— А, поработать хочешь? — догадался Пантелеич. — Что ж, это можно. За ночь листьев нападало, пойдем сгребем в кучу.
И мужчины, вооружившись граблями, покинули сарай, стали сгребать листья в большие золотистые ворохи. Пантелеич был на удивление разговорчив и ему было абсолютно все равно, понимает ли его этот странный мужчина, слышит его или просто кивает головой. Зато ему с приездом Муму стало веселее, появился хоть какой-то слушатель. Они вдвоем сгребли листья с дорожек, с лужайки перед домом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу