Жука Жукова - Аристократка на мели

Ну вы всё знаете.

И вот новый жених.

Высокий, лет сорок пять, с сединой, но ему идет. Видный мужчина, спортивный — ни жиринки лишней.

Сидят вдвоем за столиком, вино пьют, сыр едят, смеются. Он иногда на меня посматривает с интересом, улыбается чуть хитро, в глазах морщинки. Наверное, понял, что я его оценивать пришла. Я ему тоже улыбнулась, хотела было уже к ним подойти, поздороваться-разоблачиться. Но вижу — нет, не на меня смотрит. Обернулась. А за мной зеркальный столб.

И смотрит он на свое отражение. И улыбается себе, и морщинки-лучики в глазах — значит, нравится ему то, что видит.

Руку поставит под подбородок, внимательно слушает Янку, кивает, зырк в зеркало. Убрал руку. Нет, не выигрышный ракурс.

Волосы стряхнул со лба, вздохнул, зырк-зырк в зеркало, улыбнулся — вот так вот лучше.

Яна стул чуть сдвинула и загородила ему обзор. Через минуту — раз — голову поверх Янкиного плеча, шею чуть вытянул — отлично! Так даже лучше — шея внатяг, брыли подтягиваются.

Попили-поели, расплатились, домой засобирались. Я к столу их подошла и у официанта спрашиваю: «Много на чай оставил?» Тот аж рассмеялся. «Ни копейки сверху счета».

Вечером Янка будет звонить-пытать. А что мне ей сказать?

У меня есть человек. Он самый лучший. Просто видит жизнь не так, как я.

Однажды мы холодильник покупали, доставку оформили, деньги перевели. Холодильник привезли, а чек нет. Я говорю: — Завтра завезете?

— Конечно!

А он мне:

— Ты? Отпустила их без чека? ТЫ СОШЛА С УМА?

Я испугалась:

— Да привезут, обещали же… вроде б…

— Ты не знаешь, в каком мире ты живешь? С луны упала? А если у тебя холодильник сломается? Его без чека обратно не примут! Звони в магазин, требуй, ругайся, хотя… что ты теперь можешь сделать…

Я жутко расстроилась. Правда, звери кругом, сколько раз меня обманывали? И я стала звонить и нервничать, и придумывать что я им скажу, когда они мне скажут: «Бе-бе-бе, поздно. Ты — лох, а мы в домике».

Вечером привезли чек. Сволочи!

Или на Садовом в пробке. Газ-тормоз, газ-тормоз. Думаю, что голова на шее — тык-мык, тык-мык — сейчас отвалится. И вонь жуткая от машин, и в салоне жарко. И он вздыхает: «Жизнь невыносима, теперь-то ты хоть видишь? Дурочка моя».

И главное, я каждый день в центр езжу, вышла из метро — пешком пару остановок, пробка поменьше стала — в троллейбус села. Даже никогда не подозревала, что Москва — это ад. Нет, я знаю, что пробки, что люди толкаются… просто это все не беспокоит меня ТАК…

А рядом с ним всегда все становится на свои места — я в аду.

— Дружба?

— Иуда Искариот!

— Семья?

— Измена, ложь, предательство!

— Котики?

— Глисты! Вонь и клочки шерсти.

— Любовь?

— Триппер!

Вот так. Он меня, малахольную, терпит, старается, чтобы меня жизнь не слишком шпыняла, а я бантики блестящие завязываю и стараюсь, чтобы дерьмо вокруг него не так сильно пахло.

Она еще ничего: волосы, подбородок довольно четкий. Но скоро про нее станут говорить «неплохо сохранилась», а потом «изумительная была женщина в молодости».

Излишне худая, может быть. Жилистая. Кожа натянута, шея в тонких проработанных мышцах. Только о спорте и говорит, как одержимая. Одежду спортивную скупает тоннами, чтобы обтягивала как можно четче накачанную орехом жопу. Уже ею может яблоки выжимать и фреш по утрам делать.

И все подруги такие. Иногда соберутся у нас по выходным и рожи друг другу перемалывают. «Ты видела, что с Маринкой стало после пластики… Господи, неужели она сама не видит, что это уродство? Бедная. Никогда на круговую не лягу, нужно уметь стареть с достоинством».

И каждая из них думает, что всем другим глаз на жопу натянули, а сама она идеально сделанным лицом молодость излучает.

На меня поглядывают зазывно, хихикают, кокетничают, подыгрывать приходится старым коровам.

Моей Каринке — двадцать два. Девочки, я знаю толк в юности и знаю, какова она на ощупь. Но даже это не так важно, как вы не понимаете: молодость имеет запах.

Об этом я им никогда не скажу. Пусть думают, что обманули время.

А раньше я ее любил, она смеялась часто и понимала меня. Такие волосы коричневые были, и так светились, а я их нюхал. И в глазах лучики от смеха.

Мы на байдарках плавали. А на привале спирт минералкой разведем, и весело. Сейчас весь бар завален вискарем, не меньше трехсот евро за бутылку, стакан болтаешь, нотки дуба чувствуешь, а счастья нет.