Жука Жукова - Аристократка на мели

Но одна она.

Официант проходит, и она что-то ему вслед говорит. Как бы не ему, а просто с ним, но он не слышит, у него свои дела. И она немного большой головой качает и снова в меню утыкивается. И бубнит под нос.

А мы столик за две недели заказывали, готовились, мне радоваться нужно, я давно ждала!

Но я вообще не могу радоваться. Потому что она одна. Некрасивая, пожилая, приехала путешествовать. Одна. Это ужасно — путешествовать одной.

И мне все мои: «А ты что выбрала?» А я думаю: почему я села к ней лицом, я ведь могла сесть к ней спиной и ничего не видеть. И ждать, пока подадут дичь, и смеяться со всеми.

А теперь она… такая старая, и некрасивая, и одна.

И я понимаю, что тоже такой буду, и что сейчас не нужно переживать, сейчас радоваться нужно. Потом, это потом. А сейчас — радоваться.

Наверное, только не поеду я одна в путешествие, жальче этого ничего нет.

Все время смотрела на нее, оторваться не могла. Один раз глазами встретились, и я ей улыбнулась. Она мне нет. Пробежалась по мне, задержалась немного и отвернулась, вздохнула, снова головой покачала и сказала что-то под нос.

Сама. Себе.

Потом ей вина принесли бокал. Один.

Грустно…

Моника Беллуччи красивая, Моника Беллуччи изысканная. Неувядающая, талантливая… итальянская…

Родилась Моника Беллуччи в Челябинске. Рассказывали, весь роддом сбежался посмотреть — многое видали, но такой красоты… Мать прикрывала личико малышки, крепко обнимала. «Глупые, красота не дар Божий, красота — тяжкий крест».

Моника правда была хороша: точеный профиль, черные брови, грустный, немного отрешенный взгляд. Будто бы не на своем месте.

Мама замечала, как на дочурку пялятся. Так бы и треснула по сальным харям. В строгости дочь воспитывала. А как иначе? Чтобы не возгордилась, упаси господи.

Подружки на дни рождения, на дискотеки, а Моника дома. Мама говорила: «Нечего тебе с ними шляться, тьфу-тьфу-тьфу, еще в подоле принесешь… Вот замуж выйдешь, сдам я тебя с рук на руки и будешь гулять, где хочешь и сколько хочешь».

Моника не обижалась, она одиночество любила и стихи любила. В четырнадцать лет в местный драмтеатр пришла. Сама. На прослушивание. Режиссер, когда ее монолог услышал, чуть со сцены не упал.

— «Отчего люди не летают так, как птицы?»

Но мама истерила, просто костьми легла. Актриса? Это что же за профессия такая, перед мужиками жопой крутить? Моника поплакала, но согласилась.

Образование надо достойное получать, в ВУЗ поступать. И Моника получала, поступала на инженера-конструктора, мама решила, что профессия солидная, и мужчины будут вокруг, а это важно.

В одиннадцатом классе щеголь-москвич к ним в школу приходил, из агентства модельного. Уговаривал Монику на подиум, пророчил Париж, Нью-Йорк, дизайнеров мировых… Но Моника не дура, знает она таких пройдох, и чего им от девушек нужно, а если даже и правда, то как она из Челябинска уедет? Полуголая по подиуму, а мама здесь одна? Мама на нее жизнь положила.

Моника в инженерный поступила. Сколько же у нее ухажеров было! Она Пашу выбрала — самый видный парень на курсе, из обеспеченной семьи.

Но будущая свекровь ее невзлюбила — красивую, грудастую. Такую дома не запрешь, сразу видно, гулять будет, настрадается от нее Пашка. Но Пашка-дурак влюбился, водой не отлить.

Поженились.

Потом Сереженька родился. Моника его с рук не спускала. Когда Паша ее колотил, еще держалась — сыну без отца никак. А когда увидела, как он Сережу толкнул, так прямо впилась в его глаза, водкой залитые. Развелась молниеносно. Ничего! Губы сжала — одна вырастит сына, она сильная.

Когда конструкторское распустили, Моника на рынок к Армену пошла.

Мясом торговала, и зимой и летом с лотка на улице. Лицо, конечно, обветрилось, губы зимой вообще в кровь, пальцы до посинения. Ну ничего — с лица воду не пить.

Для кого ей лицо-то теперь беречь… прости господи, уже к сорока ближе. Хотя ухажеры имелись, и в большом количестве, только пальцами щелкни. Но у нее Сереженька, его на плавание надо, а вечером на музыку. Очень хотелось, чтобы Сережа на скрипке, но он все больше к математике.

На рынке по матушке научилась, курить начала и обвешивала лихо. Но своей и там не стала. Соседние торгашки обходили ее стороной — не от мира сего, ей-богу. Улыбается, зубы белые…

Зато в доме полная чаша, и маму к себе забрала, она в последнее время сдавать начала.

Сереженька после школы в Москву уехал, в МГУ поступил. Моника плакала, тоскливо одной, сил нет, но лишь бы сыну хорошо было.