Николай Пономарев - Точка бифуркации

На всё лето я уехал на дачу, чтобы никто не ходил ко мне в гости. Я выключил телефон, чтобы никто не позвонил. Удалился из всех соцсетей, чтобы никто не написал. Мама, хотя ей было не очень удобно заниматься своими чертежами в дачной комнате, переехала вместе со мной. Обычно я отлёживался на площадке из клинкера возле кустика жасмина. На шезлонге, но чаще без. Иногда, не замечая комаров и мошку и невзирая на предупреждения, что там могут быть клещи, ложился на газон. В дождливые дни сидел в беседке, слушая, как капли барабанят по крыше. Смотрел на жасмин, и мне приходили в голову новые песни, так что Марина была права. Только все они сочинялись очень грустные. В них главные герои умирали или в конце случалось что-то кровавое. Мне такое не нравится, и поэтому я не стал подбирать к ним музыку.

Помню, я поехал в школу-интернат для тех, у кого проблемы со слухом. Думал, что там мне помогут найти Марину. Но вахтёр сказал, что сейчас в школе летний лагерь и нечего делать посторонним. Дальше мне пройти не удалось, вахтёр крепко меня держал и обещал вызвать полицию. На время я отступился.

Однажды мама упросила меня съездить с ней в город. У неё была важная встреча, а оставлять меня одного на даче она опасалась. В городе, чтобы хоть немного забыться, я положил термос в рюкзак и отправился на прогулку. Брёл наугад и, к своему удивлению, вышел к библиотеке, где часто бывала Марина. Постояв перед входом, всё-таки зашёл. В тот день я впервые в жизни записался в библиотеку. Не знаю, хранят ли там карточки читателей после того, как они уезжают. Полагаю, что нет. Но мне было бы приятно думать, что мы с Мариной где-то всё ещё пересекаемся. В библиотеке, в картотеке читателей.

Я попросил пройтись по стеллажам, мне почему-то разрешили. Наверное, вид у меня был несчастный. Или тут так принято. И на стеллаже нашлась книга стихов Заболоцкого. Я сразу узнал её, потому что она была прочитана до меня всего один раз. И я знал кем. Немедленно взяв её, второй раз за месяц ревел, на этот раз на даче. Мама отпаивала меня чаем с чабрецом и хотела книгу отобрать, но я не выпускал её из рук. Заболоцкий – замечательный поэт, но плакал я не из-за стихов. Не только. А из-за того, что книга была символом, даже склеенные страницы были аккуратно разрезаны ножом. Мариной. Если кто-то в третий раз возьмёт книгу в библиотеке, наверняка подумает, что какой-то дурак, читая, залил её водой.

Когда с вахты вернулся отец, мама объявила, что один из нас точно не переживёт это лето и попадёт к психиатру, или оба, причём вперёд она. Мама потребовала, чтобы мы пожалели её нервы и съездили развеяться. И не в Тобольск, а подальше, в Германию.

– В Германию так в Германию, – согласился отец.

Правда, мы не знали немецкого, да к тому же плохо говорили по-английски. Поэтому пришлось большую часть переговоров вести на пальцах. Я уговорил отца заехать в Гаммельн. Глупая идея, потому что ехать туда надо было с Мариной. Но я каждый день рассказывал ей о том, что вижу. Мысленно. Хотя иногда я задумываюсь и начинаю проговаривать. Поэтому к концу поездки отец смотрел на меня косо и тоже склонялся к мысли, что один из нас попадёт в дурдом.

По приезде в Гаммельн я повёл его к Везеру, там разделся и вошёл в воду. Отец побоялся отпустить меня одного и полез тоже. Справедливо. Но я ничего не почувствовал. Нельзя заменить одного человека другим. И делать это должна была Марина. Когда-нибудь она войдёт в Везер. Я верю.

Когда мы вернулись, мама признала, что мне поездка не очень-то и помогла. А отец сказал, что ему теперь тоже надо развеяться, и улетел на работу.

У меня была ещё одна поездка в школу, где раньше училась Марина. Но вахтёр, на этот раз женщина, сказала, что все в отпуске и ничем не может помочь. Вернусь туда в сентябре.

Остаток лета я доживал. Возможно, какие-то события происходили. Однажды на дачу приехал Валерка. Посмотрел на меня и вскоре уехал. Что-то было ещё. Но мне не пришлось бы вырвать все летние страницы, чтобы смять, чиркнуть спичкой и поджечь. Их просто нет. Остался даже не смутный образ и дымка, а пустота.

Кто как провёл лето, в наших краях определяется загаром. Однако не всегда. Я отлично и равномерно загорел, но, глядя на меня, всё же проще было предположить, что лето моё прошло под землёй. Это я утром на себя в зеркало посмотрел и увидел в отражении зомби.

Мама, хотя для её работы было слишком рано, взялась подвезти до школы. Соврала мне, что там остались важные документы. Не отказался.