Николай Пономарев - Точка бифуркации

Вдруг Марина остановилась и силой развернула меня к себе. «Сейчас пошлёт», – мелькнуло в голове.

– Тебе нравятся пироги с ливером?

– Нет, – ответил я.

– А с картошкой?

– С картошкой, пожалуй, да.

Марина покивала, словно соглашаясь с выбором, и произнесла:

– Тогда зайдём, купим пироги с картошкой и чай. Пойдём, пойдём.

Она силой увлекла меня через ближайшую подворотню к соседнему дому, где обнаружилась чуть выцветшая вывеска «Беляшная».

В помещении с высоким потолком, где располагалась эта забегаловка, царил запах перестоявшего теста и кипящего растительного масла. Возле самого входа столовались люди деревенского вида, а в дальнем углу, оставив рядом на столе недоеденный беляш, кемарил мужик из той породы, что выпрашивают в переходах деньги.

– Тебе здесь прикольно зависать? – уточнил я.

Марина не поняла иронии. Или не обратила внимания, ведь сейчас она была ведущей. И ей определённо хотелось пирога с картофелем или даже с ливером. Все эти гламурные кафешки для слабаков, а это настоящее брутальное место для дочери подполковника. Может, она привела меня проверить, не слабак ли я и не сдамся ли, почувствовав густой запах прогорклого масла. Я не сдался.

– Здравствуйте, тётя Наташа, – поприветствовала Марина немолодую женщину за прилавком. – Как Валера?

– На кухне, – ответила тётя Наташа.

– Два пирога с картофелем и два чая, – попросила Марина и бросила на прилавок горсть мелочи.

– Почём? – спросил я, когда она принесла пироги в салфетках, запачканных маслом.

– Недорого.

Я сходил за чаем, попутно придумывая, о чём можно поболтать, и уже открыл рот, но тут из кухни пришёл тот самый Валера. Между ними, как между старыми знакомыми, завязался разговор. Им было интересно, они улыбались, Валера поглядывал на меня. Это был разговор двух глухонемых, первые пару минут занятно смотреть со стороны, как разговаривают жестами. А потом скучно, ведь ничего не понятно. Я был в этом заведении лишний. Положил на стол мятую сторублёвку и пошёл к выходу. Можно было ещё успеть на тусовку к другому Валере.

– Тимофей, подожди, – раздалось сзади. – Не уходи.

Я остановился. Деревенские у выхода с интересом посмотрели в мою сторону.

– Мы с ним давно не виделись, извини, – сказала Марина.

Время на телефоне показывало полчетвёртого. Доеду за полчаса, и обеспечен весёлый вечер. Но я вернулся.

Валера ушёл обратно на кухню, на столе лежала моя сторублёвка, остывал чай.

– Он хороший, – объясняла Марина. – Закончил девятый класс, теперь работает с матерью. Здесь.

– Вы нормально беседовали, – сказал я, – можно было и без меня обойтись.

– Ты злишься, – правильно поняла Марина. – Не злись.

– Пойдём гулять, – предложил я, вздохнув.

– А чай?

– Плевать на чай, я тебе такого полный самовар куплю.

Она положила пироги в карман, словно недоедала дома, сунула мне в руку сторублёвку, и мы вышли на улицу.

– Я сразу не сообразила, что тебе ничего не понятно, – извинилась Марина. – У меня нет друзей, которые бы не понимали. Мы о школе говорили.

– Ясно, – сказал я равнодушно, но она не услышала.

Чистая авантюра общаться с человеком, с которым нет точек соприкосновения. Я не видел ни одной. Со всеми, с кем я поддерживал отношения, пусть такие, как с Варварой, пусть даже совсем официальные, как с Ольгой Александровной, находились общие темы.

– Ты книги читаешь? – этот вопрос вернул меня из грустных размышлений.

– Да, – ответил я.

– По программе?

– Разные.

– Я тоже, – сказала Марина.

Мы стояли на тропинке, мимо нас проходили люди, над нами, поникшие, схваченные морозом, висели зелёные мелкие листья вяза. Внезапный осколок лета.

– Мне часто непонятно, – продолжила Марина. – Вот, например, у Толстого: «Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе». Я видела стаю галок, специально ходила к элеватору, их там много. Я понимаю, как они кружатся в воздухе. Но что такое «каркая и шумя»? Или вот пишут: «шум ветра» или «журчание ручья». Шум и журчание очень похожи на свежесть. Но это не точно.

Она вздохнула. Я не знал, чем ей помочь, а жалеть опасно, предупреждала же.

– Я знаю, что у тебя есть голос, я вижу по губам, когда ты говоришь, и понимаю бóльшую часть того, что ты говоришь. Но не знаю, какой он. В книгах голос бывает разный. Но я не знаю, какой у меня голос. Ты знаешь обо мне больше, чем я сама. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил я и предложил: – Побежали?