Мэтью Вайнер - Хизер превыше всего

Он, несомненно, раздражал бы мать, как вначале раздражал Хизер. Ее он рассердил, а потом и возмутил, заставив подумать о том, что себе позволяют мужчины, не имея никакого права смотреть на женщин жадным взглядом, ввергая их в смущение. Но смотрел он только на нее, на мать ни разу не взглянул, и со временем Хизер поняла, что он каким-то образом видит ее всю целиком.

Рабочий приходил ежедневно, и не могла же она сказать матери, что в те несколько дней, когда он отсутствовал, она беспокоилась, не забыл ли он о ней. Она не могла признаться матери, что его взгляды ее больше не раздражают, что чуть ли не каждую ночь она думает об их случайных встречах, воображая себе его или свое собственное представление о нем, и что от этих его взглядов у нее начинает сладко ныть под ложечкой, и это ощущение постепенно опускается все ниже.

Ей хотелось поговорить с ним. Сказать, что она не такая, как мать, что она замечает всех людей и знает: это ужасно, что его вынуждают вести себя фактически как прислуга. Она бы не обращалась к нему свысока, словно какая-нибудь избалованная дочка миллиардера, которая учится в частной школе и обладает богатством просто по праву рождения. Она гадала, что за лишения и стечения обстоятельств довели человека до такой жизни, умный ли он, какой у него голос и сможет ли она когда-нибудь сделать хоть что-то для нуждающихся. Она никогда не скажет матери, что мечтает обрести цельность – уступить велению сердца и раздать все, чем обладает, включая себя самое, если понадобится, дабы богатство, возраставшее многие годы без малейших усилий со стороны ее родителей, смогло пойти кому-нибудь на пользу. Но на самом деле она просто хотела сказать рабочему, что видит его.

«Моя мать уже вернулась?»

Услышав голос, Бобби сразу понял, кому он принадлежит, и не мог поверить в то, что она совсем рядом. Он поднял глаза, вдруг онемев, и только видел, как от ветра прядь волос упала ей на губы, а она пальцем идеальной формы отвела ее от своего пухлого рта. В конце концов он сумел выдавить: «Еще нет», но продолжал смотреть на нее не отрываясь, наверное, слишком долго, пока не вспомнил, что надо бы улыбнуться. Она улыбнулась в ответ и через мгновение вошла в дом, покачивая юбкой на аппетитной заднице.

Ночью Бобби заново переживал каждую секунду их общения. В одно мгновение вместилось столько всего, что получилось даже лучше, чем он мечтал, она ведь не просто обратилась к нему, но как бы предложила стать сообщником и вместе с ней действовать по ее плану и сделать нечто плохое, пока матери нет дома. Бобби пытался унять воображение, но оно уже вырвалось на волю: вот она приглашает его к себе, и он видел со стороны, как входит в нее, и чувствовал, что внутри она словно шелковое кимоно покойной матери.

Неделей раньше был Хеллоуин, и Бобби знал, что не должен надевать маску, но ему нравилось, когда взрослые скрывали за масками свои дурацкие рожи, а особенно ему понравилась Хизер в костюме котенка, с черным пятнышком на кончике носа, как если бы она ткнулась им в грязную сетку на двери. Когда в тот день она приблизилась к нему, он стоял и у него болела спина, потому что он вкалывал по полной, не желая лишиться работы. Когда он увидел ее, тело, как ни странно, осталось спокойным, а мышцы сами собой расслабились. Возможно, подумал он, они оба начинают привыкать друг к другу. В тот день, когда она, вся в черном, проходила мимо, он решил, что существует лишь один-единственный реальный способ подтвердить это предположение: она должна заговорить с ним и доказать, что достойна его, покинув свой мир и умоляя принять ее в мир Бобби.

Теперь, когда она действительно заговорила с ним, он обрадовался, удивился и преисполнился еще большей решимости. Раньше он надеялся, что ему как-то подфартит или он сам ее принудит, но когда она заговорила, он понял, что она подчиняется только себе, а вовсе не ему. Наверняка Хизер – какая-то совсем другая, еще более другая, чем он считал раньше. Есть ли что-то более потрясающее, чем физическое обладание ею? Ее смерть в его руках стала бы чудом, как чудом казалось что судьба свела их вместе, но тут Бобби вдруг осознал, сколь мимолетно это чувство. Все картинки в его мозгу сменились, и теперь он хотел, чтобы она пришла к нему по собственной воле, и не мог дождаться следующего утра, чтобы увидеть, как она себя поведет. Что с ним будет, если она исчезнет навсегда?

Из-за стройки на улице, где жили Брейкстоуны, пробки были круглосуточно, и на следующий день намертво застрявшие автомобили – вместе с кучами мусорных пакетов и опавших листьев – стали отличным укрытием для Марка в те напряженные минуты, когда Хизер выходила из дома и возвращалась. Марк спрашивал себя, что он тут делает, для чего он здесь. Наверное, только для того, чтобы в любую минуту прийти Хизер на помощь и, конечно, чтобы получить хоть какие-то доказательства. И вовсе не затем, чтобы бросить их в лицо Карен, а чтобы предъявить полиции. Он понял, что обязан что-то предпринять, когда в тот день дважды увидел свою дочь и рабочего, которые молча проскользнули друг мимо друга, словно фигурки в средневековых часах.