Елена Королевская - Две капли голубой крови!

С подачи мамы моя голова была напичкана философскими и религиозными книгами разной направленности (Гете, Гессе, Блаватская, Платон, Аристотель, Даниил Андреев, Косидовский…) без должного наставления и пояснения их содержания, забита мыслями о смысле жизни и бренности существования. Надо сказать, что сестра начала читать книги только ближе к тридцати годам и читает, не останавливаясь, их до сих пор. А до семнадцати лет я читала ей вслух, и мама к ней не приставала с философией, а сестра от этого не стала хуже.

Я размышляла и была абсолютно готова к самоубийству. Не из-за несчастной любви, не из-за какого-то другого горя, а просто потому, что все равно когда-то умирать, уверенная в том, что я никому не нужна. И не сделала этого только потому, что судьба вовремя послала мне дочь. Именно чувство ответственности перед ней удержало меня от этого страшного поступка. Я всегда хотела, чтобы у дочери жизнь была лучше моей, это служило для меня основным двигающим моментом долгие и долгие годы.

Я не умела выстраивать отношений с противоположным полом, я четко знала одно, что все мужики «козлы».

Подругам я всегда говорила:

— Если мне не понравится замужем, то разведусь, делов-то… Моя мама вырастила нас одна, и ничего, никто не умер!

Это совсем не означало того, что я хотела бы остаться одна, просто я заранее себя к этому готовила. Когда кто-то подходил ко мне познакомиться, я с вызовом начинала разговор с насмешки или с вежливого хамства. Хорошо, что мне почти никогда не отвечали соответствующим образом, но, естественно, от меня шарахались. Я была уверена, что замуж надо выходить не раньше двадцати пяти лет. У меня были планы на институт, я играла в ансамбле в молодежной группе, занималась музыкой. Но жизнь распорядилась иначе.

Надо сказать, что единственным советом, который давала мне мама относительно отношений с возможными женихами, это не говорить о проблемах с кровью. Иначе, как уверяла она, никто на нас с сестрой не женится. Но я говорила, я не могла скрывать, памятуя о том, какие претензии предъявляла за подобный к родителям отца и к нему самому наша мама.

Вот с такими тараканами в голове я подошла к пятнадцатилетнему возрасту.

Я познакомилась со своим будущим мужем, когда мне не исполнилось еще и шестнадцати, а ему на тот момент исполнилось двадцать три года. Он из простой семьи, я его не любила. Но мне льстило и придавало уверенности, что за мной ухаживает взрослый парень, «гроза района». Я же чувствовала над ним свое превосходство. Я была уверенна в том, что такой парень меня точно не бросит, потому, что он искренне меня любит, ведь я объективно «лучше» его со всех сторон. А оказаться брошенной, я боялась больше всего на свете, хотя и твердо знала, что переживу, имея перед глазами пример матери.

В этот же период за мной ухаживал двадцатипятилетний красавец из органов. Молодой и подающий надежды офицер. Жили мы друг от друга далеко. Офицер работал (служил). Поэтому встречаться мы могли только по воскресеньям. Он приглашал меня гулять не по району и подъездам, а в кафе и по центру города, в театры. Он мне по-настоящему нравился. Держался он от меня на расстоянии и не брал даже за руку. Он говорил мне, что готов ждать моего совершеннолетия, если я дам ему обещание выйти за него замуж. Казалось бы, что еще нужно? Я поделилась этим с мамой, на что она мне как-то брезгливо сказала, что, мол, держи карман шире, что он будет тебя ждать, днем он с тобой за ручку держится, а вечером по бабам яйца чесать пойдет. Я очень расстроилась. Я и так чувствовала себя с ним не очень уверенно. Я видела, что он, красив, умен и при деньгах, на него заглядываются девушки.

— Зачем я ему? — думала я, — за что он будет меня любить?

Еще был молодой студент, будущий музыкант, который занимался со мной на фортепиано, он являлся студентом моего основного преподавателя по музыке. Ему стукнуло двадцать шесть. Он тоже вел себя крайне корректно. Но про него мама сказала, что зачем тебе нужен лимитчик и педофил, так как жил он в общежитии института.

— Конечно, — сказала она, — ему понравится такая красотка, да еще с маминой квартирой.

И она поговорила с моей учительницей, чтоб его отстранили от занятий со мной. Если убрать вопрос с квартирой, с точки зрения мамы она все-таки поступила верно в данном случае. Уж очень большая разница в возрасте между нами.

Были и другие поклонники, но это не предмет данной книги.

В отличие от сестры я не умела «работать на два или три фронта», я чувствовала себя обязанной отвечать привязанностью, несмотря на абсолютно платонические отношения со всеми поклонниками, в то время. Мне казалось так романтично, любить портрет женщины годами и падать в обмороки при одном только ее взгляде, как описывалось в моих любимых книгах. Теоретически я понимала, что имею право сделать выбор между кандидатами, но практически я не могла этого реализовать.