Если я провинилась, мама начинала разговаривать со мной на «вы» и называть меня по имени-отчеству. Мне надлежало стоять ровно и непременно смотреть в глаза. Внушение могло длиться до часа и потом повторялось неоднократно. Со мной не разговаривали, кроме крайней надобности. Меня тут же отделяли от семьи, говоря, что раз я такая взрослая, то, пожалуй, сама могу за собой ухаживать, готовить, покупать продукты и так далее. Уже в семь лет мне выделялась энная сумма на проживание, которая клалась отдельно. И пока я смиренно не просила прощения, мама не отступала. Это могло длиться неделями. А поскольку я часто не понимала, за что меня ругают, и считала это несправедливым, я замыкалась, а, замкнувшись, не могла, как это делала сестра, улыбнуться и сказать «прости». А мама почему-то требовала с меня, как с равного.
Как я уже упоминала в главе о собаке дедушки, с двух лет и до школы я проводила по два летних месяца в «детском санатории». Там я очень страдала, я помню очень ярко до сих пор счастье возвращения в садик. Я не была общественным ребенком, а этот отдых воспринимала, как заключение. Относились там ко мне без особого тепла и любви, контингент там находился не самый лучший, в основном дети из неблагополучных семей, которых некуда деть или которые никому не нужны, так как не каждый, в принципе, решится отдать чужим людям столь маленького ребенка без крайней необходимости, тем более с проблемами со здоровьем. Но маме тоже нужно отдохнуть, я это действительно понимаю.
Мои проблемы со здоровьем раздражали персонал. На меня часто орали, видимо, считая, что так я быстрее поправлюсь. Заставляли стирать за собой нижнее и постельное белье, ставили перед отрядом и делали выговоры. Я жаловалась маме, но меня все равно отправляли, это бесплатно и меня туда брали, не смотря на слабое здоровье. Перестала мама отправлять меня в «санаторий» только после того, как она приехала и увидела, что в наказание за то, что я ночью описалась, меня, ребенка пяти лет, вывели на прогулку без трусов, чтобы мне стало стыдно за свой отвратительный проступок.
Мама брала нас с собой и в отпуск. Только обязательно поясняла, что обычно родители так не делают, а живут для себя, и мы должны быть очень признательны ей за это. Я очень хорошо помню один случай, как я подвела маму, в возрасте около шести лет. У меня поднялась очень высокая температура, мне диагностировали воспаление легких. Помню я это точно, потому что мама упрекала меня в том, что билеты на поезд куплены, а я всех подвела и заболела. В результате мама сказала:
— Какая разница, где болеть.
И мы все равно поехали на озеро Селигер. Общения или занятий с мамой в отпусках я не помню. Я не помню игр со сверстниками. Но я хорошо помню взрослых людей и походы, сборы грибов, ягод… а вот как мама с нами занимается, рисует или играет, хоть убейте, не помню. Нас мама никогда не спрашивала, хотим мы чего-то или не хотим. Например, я страшно боялась плыть по озеру на лодке, отказывалась и сильно плакала, я не хотела этого делать, но мама все равно поплыла, взяв и нас с собой. А потом на берегу ругала меня за то, что я неоправданно сильно боюсь и своим воем испортила все катание. В походах маме общалась, шутила, а мы плелись позади, без возможности пожаловаться. Помню, как другие взрослые удивлялись тому, что мы такие маленькие дети, а мама «тащит» нас с собой, и как мама «огрызалась» на них, говоря, что сама знает, как ей воспитывать собственных детей, а я очень переживала и плакала, что из-за нас обижают маму.
Потом еще был дом отдыха где-то в Подмосковье. На тот момент мне исполнилось около восьми лет, а сестре шесть, мы вдвоем от скуки ходили в деревню, через трассу, одни. Я уже понимала время, у прохожих мы спрашивали, который час, так как встретиться с мамой требовалось уже у входа в столовую. Маму, по-видимому, не интересовало, где мы, главное, чтобы вовремя пришли. Вся ответственность возлагалась на меня.
В другой раз две смены мы провели в пионерском лагере от маминого предприятия, где мама работала вожатой. Мама опять же не преминула сказать, что вожатой она работает только из-за нас, чтоб нам было, где отдохнуть. И мы отдыхали, но мама с детьми первого отряда, в котором работала, а мы сестрой в своих отрядах. Обращаться к ней лишний раз нам не разрешалось, так как мама считала, что это непедагогично. В лагере у мамы была веселая компания из вожатых, и как она сама говорила:
— Отдыхаешь, а еще и платят.
Читать дальше