Инвалид, кстати, никогда не благодарил за любезность, принимал хмуро пивосдачу и, отталкиваясь одной рукой, отъезжал к заборчику, ставил кружку на асфальт, и казалось, что вся земля – его, Витенькин, стол. Однажды он подъехал как раз в тот момент, когда Труд Валентинович уже забирал у продавщицы свою законную кружку. Олег стоял рядом и плакал. Накануне отец обещал повести его в игрушечный магазин и купить пистонную ленту, а может быть, даже и новый пистолет.
– Честное-пречестное? – переспросил даже маленький Башмаков.
– Честное-пречестное!
И вот вместо игрушечного магазина они оказались возле пивного ларька!
Сначала Олег почувствовал тяжкое табачное дыхание, а потом кто-то похлопал его по плечу. Он обернулся и вдруг столкнулся с инвалидом нос к носу – они оказались одного роста. На Витеньке был довольно опрятный полосатый пиджак с подвернутыми под культи полами, надетый прямо на синюю майку. Широкую, бурую грудь покрывали курчавые волосы. Лицо было тоже бурое, почти коричневое, небритое, а глаза голубые, даже не глаза, а два светлых зияния под мохнатыми пшеничными бровями. Пахло от Витеньки, вопреки ожиданию, не тяжким инвалидным смрадом, а крепким табаком и одеколоном наподобие «Шипра». Витенька улыбнулся, обнажив железные, цвета конфетной фольги зубы, и ребячливо подмигнул Олегу:
– Не плачь, шкет! Видишь, я без ног, а не плачу!
Потом он снова насупился, по своему обыкновению молча толкнул Труда Валентиновича в бок и протянул деньги.
– А-а, Витенька! – обрадовался отец…
– …Ты будешь толкать-то? – сердито спросил Анатолич.
– Что? – очнулся Башмаков и обнаружил себя упершимся руками в багажник бесхозных «Жигулей».
– На счет «три»! – приказал бывший полковник, налегая плечом на стойку между передней и задней дверцами. – Раз. Два. Три-и-и!
И вдруг башмаковское сердце сделало странную мягкую паузу. Возникло какое-то болезненное недоумение, словно за стенкой много лет крутили одну и ту же, ставшую неотъемлемо привычной пластинку и внезапно выключили проигрыватель… Недоумение сменилось ощущением знобящей беспомощности, а затем – ужасом. Сердце, конечно, возобновилось, но страх не отпускал.
– Ты чего? – забеспокоился Анатолич.
– Мне плохо, – прошептал Башмаков, нашаривая под рубашкой сердце и чувствуя, как пригоршня наполняется холодным потом.
Пока ждали «Скорую», вызванную Анатоличем, сердце еще несколько раз спотыкалось, и холодный сумрак опускался на Башмакова, покрывая тело ледяными каплями пота. Олег Трудович сидел прямо на снегу, привалившись спиной к колесу бесхозных «Жигулей», и ожидал смерти. И только когда машина с красным крестом въехала на стоянку, ему вдруг полегчало и он понял, что будет жить.
Молодой врач, наверное, еще студент, был в пальтишке, наброшенном поверх коротенького серого халата. Длинные светлые волосы он носил собранными в хвостик. Доктор присел перед Башмаковым на корточки, хмурясь, пощупал пульс и спросил:
– Что случилось?
– Плохо, – объяснил Анатолич.
– Вижу. Говорить можете?
– Не знаю, – помотал головой Башмаков.
– Та-ак, уже неплохо. Что с вами?
– Сердце…
– Жжет, давит, в лопатку отдает?
– Нет. Просто останавливается. Как проваливается… – начал Башмаков довольно энергично объяснять, но, почувствовав неуместность такой живости, постарался придать голосу скорбную вялость. – Как будто его нет… сердца… и страх…
– Пили накануне? – посветлел врач.
– Немного.
– Утром похмелялись?
– Ну что вы! – вмешался Анатолич. – У нас никак нельзя. У нас хозяин. Заметит – выгонит.
– Раньше с вами такое случалось?
– Никогда.
– Ну что ж, – кивнул врач, – первый звоночек!
Он открыл чемоданчик, вынул ампулу, посмотрел на свет и щелчками изгнал жидкость из узкой горловинки.
– А шприц у вас одноразовый? – тревожно-мнительно спросил Башмаков.
– Конечно. СПИДа боитесь? Это правильно, – похвалил врач, надламывая ампулку. – СПИДа боятся все, а умирают совсем от других болезней. Как вас зовут?
– Олег Трудович, – подсказал Анатолич.
– Трудович? Хм… В первый раз встречаю. Индустриевич был – ущемление грыжи. Алла Пугачева была – внематочная с кровотечением… Другая, конечно, Пугачева – однофамилица. Чкалов был…
– Однофамилец? – полюбопытствовал Анатолич.
– Нет, Чкалов – это у него имя такое. Чкалов Харенович.
– Армянин, наверное? – предположил Анатолич. – У нас в части зампотылу был – Гамлет Отеллович!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу