Юрий Поляков - Треугольная жизнь [сборник]

– «…Рука Кэнтона все смелее обхватывала ее талию, сползая ниже и ниже. Еще мгновение…»

Шумно взбурлили сантехнические воды, дверь отворилась, и из туалета вышел невысокий белотелый парень в черных трусах с адидасовским лейблом.

– Доброе утро! – сказал он. – Меня зовут Антон.

– Доброе утро, – отозвался Башмаков, подтягивая семейные трусы в горошек. – А меня – Олег Трудович…

– Да, мне Дарья говорила, что у вас очень необычное отчество. Мы вчера поздно вернулись, вот и…

– Конечно, конечно…

Закрывшись на крючок и усевшись на теплый еще унитаз, Башмаков вдруг окончательно осознал, что является отцом взрослой, более того, половозрелой женщины.

С тех пор Антон стал заходить почти каждый день, всегда с цветами, причем с двумя букетами: один – Дашке, другой – Кате. А Олегу Трудовичу он неизменно вручал какую-нибудь изысканную бутылку. Чего только не перепробовал Башмаков за месяцы этого романа! Даже малагу 74-го года… Дашка называла ухажера Антошкой и глядела на него свысока. В прямом смысле – ростом он был ниже ее. Когда Катя попыталась выяснить Дашкины планы, дочь ответила, что не может всерьез и навсегда связать свою судьбу с мужчиной, который ниже ее ростом.

– Пушкин тоже был ниже Натальи Николаевны.

– Пушкин! С Пушкиным бы я не задумываясь, даже если бы он был лилипутом…

– Допустим. Но от того, чем вы занимаетесь с Антоном, бывают дети!

– От этого дети бывают только у дураков и тех, кто хочет. Он хочет.

– Вот видишь!

– Но я-то не хочу!

Темперамент у Дашки оказался шумноватый для их двухкомнатной квартирки.

– В кого она у нас такая? – удивлялся Башмаков.

– В Евдокию Сидоровну! – раздраженно отвечала Катя, переворачиваясь на другой бок.

– Скажешь тоже! – вздохнул Олег Трудович и подумал о том, что обязательно надо съездить в Егорьевск – бабушка Дуня совсем плоха.

Вскоре Антон, вложивший деньги в строительство элитного дома на Сретенке, снял временно квартиру – и Дашка переехала туда. Сначала все шло нормально. Дочь звонила и уточняла у Кати разные кулинарные рецепты, рассказывала о том, как они слетали в Египет. Начались интенсивные обсуждения свадебных мероприятий… И вдруг Дашка вернулась домой. С вещами.

– Поссорились? – спросил Башмаков.

– Имею я право на отпуск?!

Катя подхватила и повезла Дашку по магазинам – это такое у женщин успокаивающее средство. Дочь как раз начала работать в «Лось-банке» (туда ее устроил все тот же Антон) и по окончании испытательного срока получила свою первую зарплату – огромную. У сторожевого Башмакова даже челюсть отвисла.

Едва они уехали, объявился брокер – пьяный.

– Олег Тру-удович! – Он еле сдерживал рыдания. – Ваша дочь меня бро-осила…

– Зачем? – удивился Башмаков. – Да вы проходите!

– Вот и я ей говорю то же самое…

– Может быть, таким образом она дает вам понять, что неплохо бы поскорее оформить ваши отношения?

– Блин, да я ее все время замуж зову! Отказывается. Зову – отказывается. Я же квартиру почти достроил, мебель в Италии заказал. Может, выпьем? – Он достал из кейса бутылку виски.

– В чисто профилактических целях, – согласился Башмаков. – Значит, говорите, отказывается?

– Полностью.

– Чем мотивирует?

– Ей, блин, со мной скучно!

– Простите за интерес к подробностям, но я как отец… В общем, скучно в постельном смысле?

– Да нет, блин, тут как раз все нормально! Я еще на всякий случай таблетки американские купил. Иохимбе.

– Как вы сказали?

– Иохимбе. Ей потом скучно…

– М-да-а… «Груша». Можно было бы и предвидеть, – вздохнул Башмаков.

Минувшим летом на даче они всей семьей ходили на пруд купаться. Дашка, как и большинство дачных девиц, купалась топлес, или, говоря попросту, гологрудой. Да и трусики-то были совершенно минимальные. И Олег Трудович, взглянув на ее грудь отстраненным классифицирующим взглядом, сразу определил – «груша». А это – ум, темперамент, непостоянство, своенравие и жестокая непредсказуемость в отношениях с мужчинами…

– Какая, блин, «груша»?

– Видите ли, молодой человек…

Когда открылась входная дверь, Башмаков и Антон сидели за кухонным столом, сблизив головы, и Олег Трудович, как умел, рисовал на бумаге женские груди. При этом он, тыча карандашом то в один, то в другой рисунок, разъяснял брокеру роковые связи между нравом женщины и ее бюстом. Обескураженный Антон возражал в том смысле, что не может же он в самом деле, прежде чем познакомиться с девушкой, требовать осмотра ее груди…