Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

Мои племянники уже притащили табуретку, и Асхад нашел местечко, примостил ее у стола рядом с Карауковым Урусбием… Тагангаш поставила тарелочку и стакан рядом, положила вилку и почему-то посмотрела на Оленина… Он словно ждал этого ее взгляда — так вскинулся, так радостно улыбнулся ей…

— Так что садись, Анзор, ты не первый отказываешься! — закончил дедушка.

Барон чему-то улыбнулся и руки потер:

— Меня-то не надо держать, Хаджекыз!..

— Пусть все трое куски подкладывают? — очень серьезно поинтересовался дедушка.

И тут-то наконец все дружно рассмеялись: Барон еще и не успел понять толком, почему…

Я уже начал было следующую главу, о Железном Волке, но тут вдруг понял, что о тех событиях, которые произошли на следующий день после хачеша, надо отдельно рассказать.

Когда я подходил утром к своему кургану, то еще издали услышал мощный рокот. Потом этот рокот сделался тише, зато, показалось мне, различимы стали что-то гневно кричащие голоса… Все это происходило за курганом, и, чтобы не обегать его, я бросился на вершину. С макушки открылась мне такая картина: у подножия стоял бульдозер с выбитым лобовым стеклом, мотор его работал, а около бульдозера незнакомый мне рослый парень, схватив за руки старика Османа, пытался повалить его на землю…

Я кинулся через заросли терна, побежал вниз.

— Эй, что ты делаешь?!

Парень, видно не слышал. Осман повалился набок, и парень наклонился над ним, удерживая старика на земле. Схватив парня за плечи, я рванул его на себя. По-моему, он отшатнулся больше от неожиданности…

Парень был незнакомый, с виду скорей всего армянин: стоял теперь, готовый броситься уже на меня — выставил растопыренные пальцы и сгорбился, у гнул голову.

— Только попробуй! — грозно, как мне показалось, предупредил я. — Попробуй — тебя и свои потом не узнают.

Он вдруг что-то закричал, и я почувствовал удар в челюсть: в глазах у меня поплыли круги… Сквозь вату в ушах я услышал чей-то стон.

Будто выныривая из воды, тряхнул головой и тут увидел, что бульдозерист стоит, глядя на свою окровавленную руку, под ногами у него валяется небольшой топор, а старик Осман, пошатываясь, идет от кургана…

Сперва мне показалось, что с Османом случилось что-то еще более ужасное, чем с этим парнем, потому что он вот-вот упадет, уже падает, падает…

Но тут старик рухнул на колени, воздел руки к небу и медленно повел ими, приближая ладони одну к другой, вниз, прикрыл ими лицо и так замер. И лишь когда он снова начал поднимать дрожащие ладони, я понял, что Осман молится.

Я бросился к бульдозеристу:

— Он тебя, что ли?.. Осман?

— Ты с-спасибо с-скажи! — сквозь зубы проговорил парень.

Но я сперва ничего не понял — только смотрел на его предплечье. Рана была под пробитым рукавом, красное пятно разошлось на нем стремительно, словно на промокашке — чернильное… Хорошо еще, что рукав был туго закатан, это, видно, смягчило удар — кровь текла теперь от локтя к запястью.

— Аптечка есть? — спросил я.

— Была у собаки хата! — сказал он и громко выругался. Русский, на армянина только похож.

— Чем же тебе… чем же, — начал я.

— Эх! — сказал он вдруг весело. — Придется добро тратить — ну надо же!..

— Какое добро… ты о чем?

— Слушай! — сказал он — Там у меня черная сумка. Под ногами. В сумке старый свитер, да?.. А в свитере бутылка замотана — ты достань. Токо ты сперва топор в кабину забрось! Кто его знает, чего он там делает, может, у Аллаха помощи просит… А потом возьмет да и опять кинется…

Я поднял с земли маленький топорик, очень остро, как у всякого заправского плотника заточенный, и положил на железный пол кабинки… До сумки не дотянулся — пришлось за ней лезть.

Взял с пола сумку. Достал замотанную в драный свитер бутылку, взялся за металлический язычок, сорвал головку — хорошо хоть, не «бескозырка» попалась.

Бульдозерист протянул мне скомканный носовой платок:

— Токо старайся не очень, а?.. Две-три капочки… Ну, самое большее — пять-шесть…

— Чего жалеешь? — говорю. — Глянь, что там у тебя! Как тебя звать?

— Вовка меня… А тебя?

— Сэт, — говорю.

— Как-как?..

— Сэт. Сэ-эт !

— Адыгеец, что ли?

— Черкес, ну!

— Здешний?

— Из этого аула, да…

Краем глаз я глянул на старика Челестэна: казалось, весь он ушел в молитву.

Намочить водкой пришлось мой платок — все-таки был почище, а его платком, сложив накрест, привязал тампон к руке.