Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

Всего навидался на своем веку старый мастер Чемаль Чатоков и все, кажется, научился понимать к семидесяти годам… Одно оставалось для него неразрешимой загадкой: психология этой самой интеллигенции!.. Услышишь ли какую городскую знаменитость по радио, увидишь ли по телевизору, а то и прочитаешь, что он там напишет в газете или даже в журнале — и все он об одном: о традициях, о старых обычаях, о высокой нравственности, которая была в них заложена, об адыгском характере, полном гордости и достоинства… Все правильно! Все так. Если знать, что красноречие для адыгского мужчины дело далеко не последнее, то как не подумать обо всех этих говорунах: вот кто настоящий адыг!.. Вот кто настоящий мужчина!

Но тогда ответьте, пожалуйста, почему же ни один из них еще не приехал в аул Шиблокохабль к шапошнику Чемалю Чатокову?.. Никакой бумаги не надо оформлять — это не из Саудовской Аравии ехать, а совсем недалеко. Времени уйдет на это тоже немного… Нет, не едут!

И где их случайно ни увидишь — хоть в общественном месте, а хоть на празднике, хоть на похоронах, а хоть на свадьбе — везде они летом в соломенных шляпах, а то еще теперь в этих каких-то из сетки, с дырочками, а осенью и весной — в фетровых да велюровых…

Ну, надел такую шляпу, так держись в ней, терпи!.. Нет. Холода прижмут — начинают меховые шапки надевать.

Каждый, конечно, волен носить на своей голове то, что ему заблагорассудится, это ясно. Ты хоть воронье гнездо надень — дело твое. Но врать-то, врать зачем?! Что ты — адыг. Настоящий…

Когда хачеш только начался и гости только что, согласно старшинству, уселись за стол и дедушка сказал хох в честь дорогого гостя, все — тоже по старшинству — стали задавать Вильяму Викторовичу вопросы о его здоровье, о самочувствии в наших местах, о тех краях, где он вообще живет, и о тех, откуда только что приехал… Не мог же старик Чатоков остаться в стороне от этого разговора?

— Скажи своему учителю, Сэт, что я хорошо знаю, какой большой город Ленинград, где живет наш гость, твой, Сэт, учитель… И спроси: а видел ли он в своем городе такие папахи, как у меня… Если их там и немного… должна же быть хоть одна!

Я перевел это Вильяму Викторовичу, и он улыбнулся старику Чатокову, с которого давно уже, я заметил, не спускал глаз — глядел на него не только внимательно — по-моему, чуть не влюбленно.

— Да-да!.. Знаете, у кого я видел такую же папаху?.. Ну, точь-в-точь! У Эсамбаева! Дело в том, что…

— Помню! — не дав договорить Вильяму Викторовичу, радостно отозвался Чатоков. — Был у меня этот Осман Бабаев, был, да!.. Смотри, как далеко он заехал!

Все это старик на радостях произнес по-русски, мне нельзя было ничего ни добавить, ни убавить, как говорится… Пацан уже раскрыл было рот, и я прямо-таки услышал наглый его смешок. Но как обо всем догадался мой тэтэж?.. О знаменитом танцоре Эсамбаеве он никогда не слышал, тут я уверен. Просто он успел уловить и некоторую растерянность, которую Вильям Викторович тут же попытался скрыть, и то, как насмешливо сверкнули глаза у Пацана.

И Хаджекыз выбросил над столом палец, ткнул им по направлению к Пацану и строго проговорил как приказал:

— Да, помнишь, ты еще подвозил его к дому Чатоковых, Калаубат!

Пацан поперхнулся и вдруг скис:

— Э… да, да.

— Аферэм! — все еще очень серьезно одобрил дедушка. — Молодец, что ты его подвез тогда…

И только когда неловкость прошла — сам старик Чатоков ничего и не заметил, — Пацан, нагнувшись над столом, прошипел мне:

— Действительно, далеко пошел этот Осман Бабаев!

Ой, Пацан, Пацан!..

Братья Юсуфоковы чуть ли не дедушкины ровесники. Урусбий старше Даута на несколько лет, но жизнь сыграла с ним такую штуку — гораздо старше выглядит Даут, младший, и дедушка часто говорит по этому поводу: вот, мол, что город делает с человеком! Посмотрите, сколько лет отнял он у Даута Юсуфокова, если с ним теперь с первым здороваются на улице, когда братья идут рядом, а незнакомые люди долго потом оглядываются им вслед: почему же младший из них идет справа, на месте старшего, а старший тащится слева?.. Может, в этом Шиблокохабле забыли обычаи дедов, и здесь теперь совсем другие порядки?..

Но я не стану нарушать традиций: прежде расскажу о старшем Юсуфокове, об Урусбие…

Сколько я себя помню, все его звали Тлепшем… Ну, Тлепш и Тлепш. Ясное дело: потому что кузнец. Был такой нарт-кузнец. Но почему с таким почтением?.. С какой-то даже таинственностью, которая мелькала иногда в глазах у взрослых…