Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

Ну, не хотелось мне об этом говорить!.. Не хотелось порочить старика…

Да и как все это объяснишь, если весь аул толком ничего не может понять. Дедушка Хаджекыз как-то сказал об Османе: «По-моему, то, что в нашем шиблокохабльском кургане лежит предок Челестэна — это может казаться единственной правдой в его жизни… Во всем остальном сам джиннэ не разберется!»

— А он, извини, даст тебе раскопать курган?

— Старик Осман?.. Челестэн?

— Как понимаю, фамильный курган.

— Фамильный, так. Но фамилий-то две. Кузнецов было двое. Двое !.. Иначе бы не было и этой легенды… предания этого. И еще неизвестно, что там, в кургане. А старик… он как бы присвоил его, что ли.

— А ты надеешься, что оба кузнеца там, под курганом?

— Я-то в этом уверен… Не только я — все Мазлоковы! Правда, вспоминают об этом все меньше и меньше… Для моих братьев это вообще не имеет значения — они отмахиваются от меня, когда я начинаю говорить о кургане. Да и сестра… вообще вся родня. Весь род . Только вот мой дедушка Хаджекыз — он часто вспоминает об этом.

— Вы что-то не досказали, Сэт? — вмешалась вдруг Аида Викторовна, женщина, очень далекая от истории, от археологии — вообще от всего, чем занимается ее младший брат — работала заведующей производством громадной фабрики-кухни.

— Есть еще, конечно, много подробностей, но все они — почти такие же спорные, — пожал я плечами.

Аида весело и беспечно махнула ладошкой, как бы выражая этим свое отношение к многомудрой науке:

— Я не о том, вовсе не о том!.. Мне кажется, вы пропустили рассказ о женщине… о прекрасной девушке. О невесте!.. Была девушка? Невеста была?

— Прекрасная девушка просто обязана присутствовать в каждой мало-мальски авторитетной легенде, — хотел отшутиться было Вильям.

Но сестра его опять махнула ладошкой.

— Ай, брось ты — как всегда, ничего не понял!.. Ну, Оленин, ну, Оленин — что с тобой дальше будет?.. Курганы… раскопки… кости. Я говорю о девушке Сэта, понимаешь? О вашей, Сэт, невесте — была она? Или есть?

И я чуть не бросился ей на шею… То есть, у нас в обычае такого, конечно, нет — бурную радость либо благодарность выражать таким образом… Но не палить же из ружья, которого у меня к тому же и нет. Не только с собой, вообще нет .

Короче, тогда-то я очень хорошо наконец понял смысл русского выражения бросаться на шею. Проникся, как говорит в таких случаях Оленин.

Фамилия Суанды была Челестэн .

Была , да.

До того, как она вышла замуж.

Но как они разводили нас, когда мы любили друг друга и дружили — водой не разольешь, как рвали сердце ей, как безжалостно разбивали мне!

И если я еще хоть как-то мог… не то чтобы оправдать… понять, что ли?.. Вернее, мог допустить , что такое возможно, когда речь идет об этом сумасшедшем Османе, дядьке Суанды или о Талибе — полусумасшедшем ее отце… Но мои-то, мои отец и мать! Тят и нанэ.

Как знать, — может быть, и то, что я твердо решил учиться, что уехал в Ленинград, отчасти связано с этим… Как бы я после всего, что они с нами сделали, остался в Шиблокохабле?.. С нашими сердцами, я имею в виду. С нашими чувствами . С душой каждого из нас…

Одно меня утешало: они ведь не желали мне зла. Да и Суанде — наверняка тоже. Более того, они собирались предотвратить зло, которое могло случиться в результате нашей женитьбы.

Оленин, с расставленными руками, прямо-таки паривший над столом с книгами, выбиравший, как ястреб, страничку, на которую можно сверху накинуться, обернулся теперь ко мне:

— Вот что, студент Мазлоков!.. Не знаю, найдем ли мы под курганом ваших — не обижайтесь, студент! — полумифических кузнецов, — тут он вдруг выпрямился, заговорил другим тоном. — Да, Сэт!.. Был у старика Османа?.. Как его, кстати, по отчеству, а то мы так — старик, старик…

— Стыдно, но я не знаю…

— Узнайте непременно… Так были вы у него?

— Я-то ходил к нему, но Османа дома не оказалось.

— Надо сходить еще раз… Может, вдвоем?

— Нет-нет, я сперва один!

— Только поскорей — без этого неловко начинать копать, — и он опять переменил тон — Так вот!.. Я не знаю, найдем ли мы ваших кузнецов, найдем ли разгадку или нам удастся только приоткрыть тайну — в аспирантуре вы займетесь другим!

Уже и в аспирантуру меня определил…

— Да-да, вникайте в то, что профессор говорит! — все больше вдохновлялся Оленин. — Вы понимаете, что «Адыге хабзэ», скажем грубо — «Адыгейский кодекс поведения» — это великое нравственное богатство?