Нгуен Бонг - Избранное

Приехав из Праги, я был назначен на работу в управление геодезии и картографии при канцелярии премьер-министра. Вскоре был освобожден Далат, в этом городе находился картографический отдел Генштаба марионеточной сайгонской армии. Наши военные картографы сразу освоили его архивы, и материалы, собранные ими, были использованы при проведении операции «Хо Ши Мин». А на следующий год меня самого командировали в этот картографический центр вместе с группой специалистов из канцелярии премьер-министра, они должны были изучить различные стороны положения в Далате.

На мою долю выпало не так уж много работы. Покончив с делами, я получил разрешение съездить к себе на родину в Биньтхуан. Сами-то родители мои были выходцы из Куангбиня, но судьба занесла их сюда, в Биньтхуан; отец работал письмоносцем на почте в Хоада, здесь-то я и родился.

Места эти запомнились мне сплошными песчаными пустошами, похожими на побережье Куангбиня. Перед тобой, если стать лицом к морю, нескончаемые желтые дюны; а позади тоже пески, только белые, убегают к самой опушке невысокого леса, окаймляющего подножие Долгих гор — Чыонгшон. Дорога номер один, достигнув здешних мест, тянется меж рядами тамариндов и малолюдными деревушками. Почтовое отделение Хоада помещалось в прямоугольном кирпичном домике у обочины. За ним притулился домишко еще поменьше, крытый листьями пальмы, где жили отец с матерью.

Теперь ничего этого я не нашел. Проехав Виньхао и Шонглаунгшонг, за перекрестьем дорог в Фанрикыа по обе стороны шоссе видишь стоящие чуть не вплотную дома, — правда, тоже небольшие, одноэтажные, и лишь за базаром Лэу начинаются настоящие широкие улицы с домами в два и три этажа, заслонившими напрочь безлюдные и пустынные прежде береговые пески. Виды эти ничуть меня не обрадовали, здесь не сохранилось и следов моего детства. Родителей давно уже не было в живых, да и из родни никого не осталось. Так что задерживаться мне было незачем.

Рядом с почтой стоял когда-то еще один кирпичный домик — такой же приземистый, только чуть подлиннее, в нем было две комнаты. Там помещалась больница Хоада. Неподалеку, тоже на задворках, ютился другой крытый листьями домишко, тут жил дядюшка Ха с женой; оба работали в больнице: он — санитаром, она — уборщицей. На безлюдье, среди песков и тамариндов, семьи наши как-то сразу сблизились, подружились и во всем помогали друг другу. Тем временем нагрянула революция, потом началась война с французами. Отец сперва работал у нас, в Хоада, потом ушел воевать. Мы с матерью остались дома. Она ходила теперь по утрам в Фанрикыа, покупала у рыбаков свежую рыбу и со всех ног поспешала на базар перепродать улов; на скудную выручку ее мы жили вдвоем и платили за мое обучение. Дядюшка Ха с женой тоже остались было на старом месте, но затем перебрались в Фантхиет. Сам я тогда, по малости лет, ничего толком не понял; а когда мне пошел восьмой год, мать умерла, и отец забрал меня в партизанскую зону. Со временем он объяснил мне, что дядюшка Ха был оставлен в Хоада для подпольной работы, но попал под подозрение, за ним начали слежку, и, чтобы избавиться от нее, дядюшка с женой переехали в Фантхиет. Там у них родилась дочь, была она младше меня лет на пять или шесть. Сам я ее никогда не видел, знал только ее имя — Лан.

На партизанской базе я стал учиться дальше и выполнял всякую мелкую работу: клеил конверты, бегал с бумагами по учреждениям. Потом меня вместе с другими детьми кадровых работников и революционеров удалось переправить на Север. В последнюю ночь отец наставлял меня и говорил о разных вещах, которые я не должен был забывать. В том числе, он рассказал и про семью дядюшки Ха. Оказывается, перебравшись в Фантхиет, он продолжал работать на нас. Доставал в аптеке, куда он устроился продавцом, лекарства и пересылал их партизанам. Отец как раз и поддерживал с ним связь. Однажды дядюшку арестовали, но хозяин аптеки дал взятку, кому следует, и его отпустили. Отец обещал, как только представится случай, сообщить мне адрес дядюшки Ха, чтобы я мог посылать им с женой письма. Но исполнить эту его просьбу я так и не смог: через два года отец, шедший на задание в Тхаптям, попал в засаду и был убит.

Помню, в ту давнюю ночь он все расхваливал мне семейство дядюшки Ха. Они, мол, из бедняков, как и мои родители; потом судьбы наших семей сложились по-разному, но все мы боремся с врагом. Я у отца с матерью единственный сын, и Лан у дядюшки с тетушкой тоже единственная дочь, поэтому отцы наши уговорились породниться, выдав нас друг за друга. Тогда я пропустил его слова мимо ушей, но потом, вспоминая наш разговор, находил их забавными и трогательными. Надо же, ну и старики, — вроде оба революционеры, воевали, мой отец, ко всему вдобавок, партиец, кадровый работник, а все рассуждают на старый лад. Но я каждый раз волновался, представляя себе, как родитель мой вызывает тайком дядюшку Ха в лес или на прибрежные дюны и они, обсудив очередное задание, долго уговариваются — истовые мечтатели — о том, как устроить получше наше будущее…