Нгуен Бонг - Избранное

— Ты же забыла деньги, это же твои деньги.

— Нет, это не мои деньги, спрячьте их.

Но тетушка буквально силой сунула мне деньги в руки.

— Нет, возьми!

Стоявший впереди Лун спросил насмешливо:

— Может, тебе их Вьетконг прислал?

Но он и сам видел, что в свертке было лишь несколько сотенных бумажек. Он оттолкнул тетушку Ба и потянул меня к двери. Я только и успела сказать:

— Будьте здоровы, тетушка!

И услышала вдогонку:

— Доброго пути!

Мы вышли во двор. На этот раз меня собирались везти не в легковой машине, как в день моего ареста, а в закрытом фургоне. Машина подкатила к воротам и остановилась. Лун вытащил из кармана черную ленту.

— Мы должны завязать вам глаза.

Я резко отстранилась:

— Я не желаю. Если нельзя смотреть, я зажмурюсь.

Но полицейские схватили меня за руки с двух сторон и плотно завязали глаза.

Мне сказали, что судить меня будет военный суд, а не политический, однако когда меня привели на допрос к майору Кхаму, он начал все тот же «политический» разговор.

— Ну что вы надумали? — холодно спросил он.

Я молчала.

Он выразил сожаление по этому поводу и заявил, что не хотелось бы такую молоденькую девушку подвергать пыткам. Потом он показал мне пачку фотографий каких-то молодых людей и сказал, что это учащиеся и студенты, которые вначале, так же как и я, отказывались отвечать на допросах, но потом образумились, и теперь их послали учиться в Америку и Западную Германию.

Майор уселся на край широкого стола. В углу комнаты, за его спиной, стояла кровать, на которой лежали циновка, подушка и грубое шерстяное одеяло. Больше в комнате ничего не было. Кхам объяснил, что это его рабочий кабинет и что здесь он иногда ночует — человек он нетребовательный и довольствуется малым, для него интересы государства и народа превыше всего.

…Прошлой ночью, когда меня везли из лагеря Ле Ван Зует, мне показалось, что машина едет по направлению к площади Зантю — мы остановились всего один раз на перекрестке.

Окна в машине были плотно закрыты шторками, глаза мне завязали, но я все-таки пыталась определить, куда мы едем. Вначале машина шла прямо, потом свернула то ли на улицу Фан Тхань Зан, то ли на Фан Динь Фунг. Я представила себе, как машина мчится по знакомым улицам, окаймленным рядами деревьев, посаженных вдоль широких тротуаров. Перед моим взором почти явственно возникали знакомые особняки и административные здания, перекрестки с мигающими над ними светофорами. Я словно шла по городу. Всего двадцать дней с небольшим я пробыла в лагере, но мне казалось, что прошло уже несколько месяцев с той поры, как я последний раз видела ярко освещенные вечерние улицы, глухие темные переулки, ощущала на своем лице легкое дуновение свежего вечернего ветерка.

Машина замедлила ход, будто выбирая дорогу. Я сидела в абсолютной темноте и пыталась определить, сколько времени мы уже в пути. Внезапно машина остановилась. Охранники вывели меня из машины, свежий ветер донес запах леса — значит, мы уже выехали из города.

И тут же я услышала язвительный голос Луна:

— Ну вот и приехали, мадам! Вы, наверное, еще не поняли, куда вы попали. Так вот мы в джунглях, где полно ядовитых змей и хищников. Ничего не поделаешь, придется вам, мадам, потерпеть!

Я поняла, что это всего лишь пустые угрозы, за такое короткое время мы не могли уехать далеко и сейчас были, очевидно, где-то в пригороде. Мои конвоиры крепко схватили меня за руки и повели куда-то. Я услышала, как открылась дверь. Мы поднялись по лестнице, пошли, поворачивая то налево, то направо, наконец я услышала легкий скрежет вставляемого в скважину ключа, скрип тяжелой двери и голос, который сказал:

— Повернитесь и входите!

Я повернулась, мне сняли повязку с глаз, втолкнули в какую-то комнату, и дверь тотчас же с шумом захлопнулась. Я осталась одна. В комнате была полная тишина и абсолютная темнота. Я протянула руки и тут же наткнулась на холодную влажную стену. От пола тоже несло холодом и сыростью. Прижав к груди мешок, я опустилась на пол. Все ясно: меня бросили в одиночку!

Я давно слышала о таких камерах-одиночках, мне рассказывали о них и до ареста, и потом, когда я уже была в лагере Ле Ван Зует. И вдруг вспомнила, какой представляла себе тюрьму, когда мне пришлось играть роль Во Тхи Шау в самодеятельном спектакле…

Меня трясло. Я не испытывала страха перед будущим, но меня пугали какие-то черные тени, которые, казалось мне, бродили вокруг. Было жутко одной в темноте, и ощущение холодной слизи на стенах и на полу было омерзительно. Меня мутило от мерзкого смрада, наполнявшего камеру. Я села на корточки, подтянув повыше подол платья и брюки, чтобы не испачкаться. Откуда здесь этот тошнотворный запах? А вдруг здесь лежит труп? Я боялась протянуть руки.