Анатолий Жуков - Судить Адама!

– Я уже догадался. Что вам нужно?

– Конец полугодия, мы должны отчитаться за состояние районных предприятий, пищеблоков, продмагов…

– Хорошо, хорошо. – Ручьев поднял руки. – Составьте акт, протокол или что там у вас положено. У меня нет времени.

Илиади вздохнул, скатал плакат в трубку.

– И у него не стало времени. Значит, остаются одни акты да протоколы, одни бумаги. Что ж, составим бумагу…

Он ушел, пожилой, обиженный, с сиротской трубкой-плакатом в руке, не понятый и этим директором. Ручьев поглядел в его сутулую спину, потряс косматой головой и, склонившись над отчетом, потянулся за новой сигаретой. Потом передумал, достал из кармана кружочек колбасы. Ни поесть не дают, ни поработать. Может, не стоило выбрасывать башмаковский распорядок дня? Ну не совсем уж так, чтобы сидение в кабинете и руководство, но часы приема для посетителей – не так уж плохо. И телефоны пустить через секретаря, объяснив ей, кого и когда можно подключать, а для кого – занят, в цехах, у него совещание, вызвали в райком, заболел, умер, черт возьми. Конечно, будут какие-то неотложные дела, но есть заместители, надо разграничить сферы влияния…

Замигал, зазуммерил селектор, и в кабинет влетел тревожный голос Куржака:

– Семеныч?… Семеныч!… Что же ты наделал, Семеныч! Мясорубки-то увезли! Вместе с моторами!

– Чего ты городишь? Кто увез?

– Школьники. Ты разрешил, и увезли.

– Я же металлолом разрешил.

– Надо было бумагу дать, бумагу! С бумагой они бы к завскладом пришли, от завсклада – ко мне. А ты с одной Антиповной сговорился. А что Антиповна, глупая старуха…

– Ты не паникуй, а забери, и делу конец.

– Заберешь! Они на машине, сразу на пристань рванули – баржа там ждет. Ах, Семеныч, что ты наделал!… И Смолькова, дурища такая, проглядела. Ну, я ей задам!

– Возьми мою машину.

– Да Федька под ней лежит, неисправна. Я грузовик возьму.

И едва отключился, как завизжал телефон, а в кабинет вбежала накрашенная Серебрянская, худрук Дома культуры, деловитая и стремительная. Она работала здесь недавно и жаждала отличиться. Такую не скоро вытуришь. А по телефону начальник районного ЦСУ эмоционально жаловался на бухгалтерию – не представили ежедневную сводку по валовому производству продукции! Неужели и Чайкин запарился?

Ручьев бросил телефонную трубку и, предупреждающе погрозив пальцем атакующей культурнице, нажал клавишу селектора:

– Сережка! Тут меня обложили наглухо, а ты сводку не дал, ЦСУ жалуется. Дай немедленно, а сам переходи в кабинет напротив, будешь пока первым замом и возьмешь часть посетителей на себя. Понял?

– Ты объяснил очень доходчиво.

– Не остри, а помогай, злодей.

– Я не обязана стоять перед вами, – кинулась опять Серебрянская. – У меня тоже нет времени. В Ивановку надо ехать, в Уютное. Мы можем не успеть, черт побери!

Ручьев ошалело потряс головой:

– При чем тут я?

– А при том, что мы брали обязательство дать сверх плана три концерта, в том числе один у вас на комбинате. Это что, трудно понять, да? Чего вы размышляете. Скоро обеденный перерыв, мы в темпе.

– Обеденный уже занят, лекцию вон читает. Две лекции подряд.

– Ну уж нет, извините, нам тоже надо отчитываться! Покажем пару номеров, отметьте бумагу, и счастливо оставаться. Ребята! – крикнула она, обернувшись к распахнутой двери. – Быстренько сюда с инструментами!

Ручьев, багровея, встал:

– Вы с ума сошли? Убирайтесь вон!

Но в кабинет уже вошли две девушки, большая и маленькая, и трое рослых парней – с гармошкой, гитарой и балалайкой. Серебрянская махнула им на свободное за лектором пространство:

– В темпе, ребята. Люди заняты, и надо мигом. – Обернулась к Ручьеву, с кокетливой наглостью объявила: – Первым номером нашей программы – русская пляска.

– Товарищи! Товарищи! – взмолился лектор, закрывая микрофон ладонями. – Вы же мне мешаете, как вы только смеете!

Но уже озорно вскрикнула гармонь, и две пары ударились в пляс. Девушки-лебедушки плыли, помахивая белыми платочками, парни вокруг них ударились вприсядку. Серебрянская хлопала в такт пляске и улыбалась, довольная: она знала и любила свое дело, а постановка русской пляски и частушечные номера ей как художественному руководителю, постановщику особенно удавались.

Ручьев ошалело глядел на эту вакханалию и чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Не пускать бы эту идиотку с ее самодеятельными артистами, но он вчера еще отменил часы приема, а Дуси, видно, нет, даже не докладывает.