Анатолий Жуков - Судить Адама!

– Ну, что решили? – спросил Витяй.

– Ничего. Думает. – Парфенька сел рядом с сыном на траву. – Она электрическая, сразу не решишь. – И объяснил про изоляцию на ногах.

Витяй мигом сбросил свои сапоги, притронулся к рыбине и ойкнул, а Сидоров-Нерсесян завел мопед и покатил в Хмелевку – доложить оттуда по телефону своему областному начальству. Пусть приезжают, слушай, сами и разбираются. Тут не какой-то простой браконьерский случай, а электрическая рыба неизвестной длины. Хорошо, бьет пока несильно, а если, слушай, сильно трахнет?

Сеня сломил розовую талинку, разровнял песок у кромки берега и, присев на корточки, стал вычерчивать план транспортировки рыбообразной невидальщины жизни. Первый вариант вышел неудачным от поспешности размышления дела, и он затоптал чертеж тапками, разгладил песок для повторной картины изображения.

Становилось жарко. Босая голова вспотела от внутренней напряженности температуры мысли, а также от внешнего воздействия атмосферы окружающей среды, поскольку площадь лысины была обширного пространства. Солнце уже успело подняться довольно высоко над лесом и сверкало ослепительным всемогуществом своего животворящего вещества для растительного мира посредством фотосинтеза.

Второй план-чертеж вышел гениально простым и потому убедительным: от берега к водовозке поставить один за другим несколько ленточных транспортеров с электромоторами (подключить можно к осветительной сети уткофермы), положить на транспортеры тело рыбы с косогора и по общему сигналу начать единовременное движение водовозной (теперь уже рыбовозной) машины и транспортеров. Через десять метров (на длину грузовика) – стоп, минутная остановка. Зачем? А чтобы в образовавшейся между рыбовозкой и крайним транспортером промежуток встал грузовик и поддержал провисшее тело рыбы. Затем продолжить движение, чтобы через десять метров опять подставить грузовик. Так, с подхватами рыбы у крайнего транспортера, и двигаться в сторону Хмелевки, пока не кончится вся протяженность этого чудородия.

– Значит, из воды ее подают транспортеры, а дальше тянут с перехватом машины? – раздался над ним знакомый бас.

Сеня вздрогнул от неожиданности, но не удивился, что над ним стоит рослый корпусной богатырь в мотоциклетном шлеме. Голос директора совхоза Мы-тарина, своего главного начальника, Сеня не забывал. Мытарин не раз заставал занятого деловым размышлением Сеню, пугал внезапностью своего громкого обращения, но Сеня не сердился: он любил молодого директора за смелую езду на мотоцикле, за благоволение техническим делам НТР, за страсть ко всяким исключительным событиям и фактам происшествий. Сегодня Мытарину повезло не меньше Парфеньки и других жителей Хмелевского района в видах патриотической гордости от явления небывальщины жизни посреди громкого существования злободневности.

– Похоже, настраиваешься вытаскивать что-то бесконечное? – уточнил Мытарин,

Сеня кивнул блестящей плешью и легко, как молодой, поднялся с корточек.

– На всякий случай непредвиденности, Степан Яковлевич. Меньший минимум из большого максимума протяженности сделаем в любой период времени. Дар природы надо беречь.

– Молодец! – засмеялся Мытарин. – Идем послушаем допрос главного героя этого чуда. Надо же отмочить такое!

Сеня оглянулся и увидел на бугре, кроме водовозки, красной пожарной машины и директорского мотоцикла ИЖ, «жигуленка» с синей мигалкой на крыше. Рядом с ним стояли Парфенька с Витяем и двое милиционеров – длинномерный подполковник Сухостоев и короткий Федя-Вася, участковый старшина, перепоясанный ремнем и плотно притянутый к желтой пистолетной кобуре. Законная фамилия у него Пуговкин, но все, как обычно в Хмелевке, звали по-уличному Федей-Васей, перестроив так его имя-отчество.

История поимки рыбы, которую излагал Парфенька, не занимала Сеню, и он, постояв из вежливости рядом с Мытариным, отошел в тенечек под ветлу, где дремал кривоносый пожарник. Витяй тоже заскучал под стальным взглядом Сухостоева и ушел вслед за Сеней – полежать на прохладе, покурить.

А Мытарин с какой-то детской любознательностью слушал Парфеньку, вникал во все вопросы, которые задавал Федя-Вася, и с улыбкой поглядывал на неприступно молчащего Сухостоева, который все еще не мог поверить в реальность свершившегося.

– А протокол для чего? – спросил Мытарин.

– Для порядка, – сказал Федя-Вася, не привыкший удивляться. Поправил на капоте «жигуленка» блокнот и, прежде чем продолжить допрос, разъяснил: – Что такое протокол? Документ, Какой документ? Следственный. На какие вопросы отвечает следствие? На главные семь вопросов: что? кто? где? когда? как? при каких обстоятельствах? с какой, целью?