Эдвард Кэри - Кроха [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Наконец, одолев все двести двадцать шесть страниц набранного убористым текстом «Альманаха», я добралась до раздела MAISON DE MADAME ELISABETH DE FRANCE, или «Двор мадам Елизаветы Французской», – самого последнего в книге. Я сосчитала челядь мадам Елизаветы, седьмого «двора» и явно самого малочисленного. Семьдесят три человека обслуживали одну четырнадцатилетнюю девочку. От ее личного священника и духовника до мадам Мако, которая тут именовалась «достопочтенной дамой». Затем следовала стая фрейлин (числом пятнадцать), единственный почетный рыцарь, четыре главных конюших. Под заголовком Chambre перечислялись камеристки спальни (две), горничные спальни (шестнадцать), камердинеры спальни (четыре), камердинер, отвечавший за мебельную обивку, постельничие (четыре) и лакеи будуара (четыре). Затем помимо камеристок и камердинеров перечислялись: доктор мадам Елизаветы (ле Монье), ее личный хирург (Лустоно) и ее личный зубной врач (Бурде, который также занимался и зубами короля, имея доступ в святая святых его величества). Тут же фигурировал библиотекарь мадам Елизаветы, ее чтец, ее секретарь, ее учитель игры на клавикордах, ее учитель игры на арфе, ее учитель живописи и масса других слуг: гобеленщицы (две), гардеробные лакеи (два), носильщики (четыре), porte-chaise d’affaires [5] Букв.: надзиратели за «ночным троном» ( франц .), в присутствии которых королевские особы испражнялись. (два), чистильщик серебра (один) и наконец горничная (одна) Пайе, Люси, стоящая на самой нижней ступеньке придворной иерархии, выполнявшая всевозможные незначительные поручения. Я закрыла книгу, задула свечу и сидела с чуть кружащейся головой в полной темноте. И в который уже раз вызвала призрак Эдмона, потому как мне стало очень одиноко.

На третий день моего пребывания в Версале Елизавета вновь послала за мной – но не для того, чтобы взять урок рисования, а поиграть в прятки, свою любимую забаву. Мне нужно было зажмуриться и сосчитать до ста, после чего попытаться найти принцессу и ее фрейлин. Когда я открыла глаза, вокруг никого не было, одна только мебель стояла в комнате, но мне понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы обнаружить в соседней комнате всю стаю придворных дам, кого их изумительная выдумка привела в совершеннейший восторг. Несколько долговязых мадемуазелей застряли в дверном проеме, я протиснулась сквозь них – в неподобающей манере, чем позже меня попрекнули, – и обнаружила Елизавету: та поедала небольшие кексы прямо с блюда. Кексы выглядели очень аппетитно. Мне не предложили.

– Ку-ку! – сказала я. – Вот вы где! – И тронула ее за локоть.

– Нет! – завизжала Мако. – Нет! Ни за что! Не трогай!

Старая дама поволокла меня по коридору и втолкнула в весьма неприглядную комнату, которую я до сих пор не видела.

– Покажи руки! – приказала она.

Я показала.

И услыхала легкий свист воздуха – в мою кожу впилась ее трость. Трость отскочила вверх и снова опустилась. На третий раз я убрала руки.

– Нет, нет! – отрезала старая дама. – Нужно три раза.

В слезах, я вытянула руки, и трость тотчас донесла до меня свое внушение. Я не была достаточно взрослой для телесного наказания. Возможно, мой малый рост их смущал.

– В следующий раз будет десять. Ты не имеешь права дотрагиваться. Повторяю: не дотрагивайся!

– Я не дотрагиваюсь.

И я отвернулась. За мной стояла Елизавета. Она все это время была здесь.

– Это я должна говорить «ку-ку», а не ты! – заявила она. – И игра в прятки должна длиться не меньше получаса, ты неправильно играешь.

– Да, – подхватила Мако, – мы должны повзрослеть. Мы все должны повзрослеть.

На следующий день мы принялись за работу. Я положила перед Елизаветой лист бумаги. Она взяла карандаш. Могу сказать, что душевная близость между нами испарилась. Первым делом мне стало ясно, что мадам Елизавета ничего не смыслит в анатомии. К примеру, сердце, самый шумный внутренний орган, а потом и легко обнаруживаемый, по ее мнению – несомненно, сформированному многими недостоверными религиозными картинами, – располагался ровно посредине грудины. Она не могла понять, почему в теле человека две почки, две половинки легких, и полагала, что это удвоение органов каким-то образом связано с вынашиванием двойни. Она с изумлением открыла для себя, что внутренности размещены примерно одинаково у всех представителей рода человеческого. При этом она упрямо настаивала, что внутренние органы мужчин решительно отличаются от внутренних органов женщин, и не принимала на этот счет никаких возражений. Я нарисовала ей контур человеческого тела и попыталась показать, что находится внутри, но убедить ее поверить мне оказалось делом совсем не простым. Она еще смогла согласиться с тем, что в животе есть толстая кишка и тонкая кишка, но нашла забавным, что у всякого человека, неважно какого роста, имеется и то и другое. Я решила, что было бы полезно найти человеческий образец, дабы облегчить мои поучения. Я попросила Елизавету помочь мне, и вскоре в комнате появилась горничная Пайе.