Эдвард Кэри - Кроха [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Вовсе нет. Но теперь я уже меньше боюсь. После того как я увидел тебя, хотя ты и пыталась меня напугать. И все же. Могу я снова прийти, Крошка…

– Мари!

– Да, прошу прощения. Могу я снова прийти к тебе, Мари? Если мне станет страшно, можно я к тебе приду?

– В любое время.

Он отправился наверх, и всякий раз, когда его нога опускалась на ступеньку, привидение на лестнице издавало истошный скрип. А я, ворочаясь на своей лежанке, всю ночь не могла сомкнуть глаз от счастья.

Пчелы выделяют воск из особых желез в их теле, из этого воска они строят свои сотовые дома, где в длинных коридорах и залах обитают тысячи насекомых, их города тоже сделаны из воска, их молодняк растет внутри восковых стенок, там же они копят мед. Воск необходим им для жизни. Без воска у них не было бы жилища, и их потомство не имело бы крыши над головой. Люди забирают воск у пчел и с его помощью удаляют грязь. Из воска делают свечи. Воск дает нам свет; без воска мы бы жили во тьме. А как много всего нам удалось увидеть в жизни благодаря воску! Как бы мы освещали театры и бальные залы, не будь его? А как бы маленький мальчик смог прогнать злых чудищ, поселившихся у него под кроваткой, если бы не воск? А как подслеповатая старуха, обуянная страхом темноты, узнала бы, что она еще жива, если бы не успокоительное пламя свечи? Мы чиркаем спичкой и зажигаем свечу, возвращая себе капельку дневного света – благодаря воску.

В Обезьяннике из воска строилось наше будущее. Мой наставник отрезал от куска воска тонкие ломтики и плавил их в большом медном котле при температуре от шестидесяти двух до шестидесяти четырех градусов. Из этого воска он лепил головы парижан. Вдова повесила над входными дверями Обезьянника старый колокольчик из дома Анри Пико. Она выставила в гостиной головы знаменитостей. Головы эти почти потерялись в огромном помещении.

Спустя два дня после нашего переезда в Обезьянник я услышала их разговор в гостиной. Они обсуждали меня.

– Почему вы с ней так строги?

– Потому что она меня оскорбляет!

– Она же всего лишь ребенок, вдова! К тому же признайте, ее поведение заметно улучшилось.

– Она такая простушка. И чужеземка! С такой-то скверной рожей! Ничего не могу с собой поделать, ее лицо действует мне на нервы. Словно она давно умерла, а все еще кажется живой. Это лицо из кошмарного сна, что каким-то образом пробралось в нашу повседневную жизнь.

– Это все, что вы можете про нее сказать? Вам не нравится ее внешность?

– А разве этого мало? Это же лицо несчастья!

– У вас слишком богатое воображение, вдова Пико!

– Но я так чувствую. У женщины могут быть чувства?

Да, да, у женщины могут.

Я не все расслышала из их беседы, но чуть позже услыхала кое-что еще.

– Я вам так благодарен! – произнес мой хозяин.

– Да.

– Я хочу, чтобы вы поняли всю глубину моей благодарности, моей симпатии.

– Мы деловые партнеры, доктор!

– Могу ли я осмелиться… Возможна ли между нами близость более тесная, чем просто деловое партнерство?

– Я в глубокой скорби, и в настоящий момент я недоступна.

– Но настанет же день?

– Не знаю. Не давите на меня. Первым делом наше предприятие, здесь нет места для глупостей. Глупость убила моего мужа!

– Да, да, я понимаю, дело! Дело прежде всего. Но мы занимаемся делом дома, вдова Пико, вы и я. Это же наш дом, дом!

– Да, это наш дом, если мы сможем им правильно управлять.

Дом, дом. Если я смогу ею правильно управлять. Кроме дела, ее больше ничего не интересовало, и я молила небеса, чтобы так оно и оставалось впредь.

Мой хозяин и вдова принялись навещать самых успешных дельцов бульвара дю Тампль и вскоре преподносили им их восковые головы. Среди них был долговязый, вечно нахмуренный Жан-Батист Николе, владелец театра канатоходцев, и низенький толстяк Николя-Медар Одино, владевший труппой детей-циркачей, был еще и улыбчивый веснушчатый, с огненно-рыжей копной волос, доктор Джеймс Грэм из «Небесного ложа», который увеселял взрослых посетителей своего заведения.

Николе и Одино владели двумя единственными кирпичными зданиями на бульваре, все остальные здания там были деревянные. Когда по бульвару гулял ветер, деревянные дома стонали и скрипели. Особенно громко выводил скрипучие рулады наш Обезьянник. Чердак, самая хлипкая часть здания, стенал всю ночь без умолку. Он словно вел громкие беседы сам с собой, сетуя на свою печальную судьбу. Однажды, во время обследования чердачного помещения, нога вдовы пробила там пол и целиком провалилась сквозь потолок помещения во втором этаже. С тех пор вдова объявила чердак слишком опасным местом для посещений, и чердачную дверь наглухо забили. Однако чердак продолжал напоминать о себе. Он обращался к нам, бубнил и манил, умоляя его не забывать.