— А что такое? — воинственно выпятила подбородок Аглая Баглаевна, заместительша дон Альберто. — Это мой плов. Я его готовила по старинному рецепту моих предков.
— Настолько старинному, что он протух! — хихикнула Танечка.
— Девочки, а кто скажет, чья это безобразная силосная куча? — подала свой ехидный голос супервайзер Маргарита Андроновна Жарикова, брезгливо ковыряясь вилкой в винегрете.
— Ну почему силосная? — стушевалась Танечка. — Это винегрет. Его даже захочешь, не испортишь.
— Поздравляю, тебе это удалось, — подтвердила версию Маргариты бухгалтерша Сысойкина Эльза Карловна, съев из всего винегрета одну горошину и скривившись так, как будто она проглотила лимон целиком.
Таким же образом были решительно забракованы куриные окорочка, запеченные уже самой Сысойкиной, оливье кадровички Ахметовой Гайяне Хабибулловны, палтус в кляре экспедиторши Фрумкиной Розы Абрамовны. И даже простую селедку, изысканно нарезанную толстыми ломтями техничкой бабой Варей, в гневе скинул со стола сам шеф Альберт Альбертович, подавившись рыбной костью и закашлявшись до посинения.
Прокашлявшись и хватив затем стопку водки, багровый дон Альберто вынес свой вердикт:
— Увы, конкурс не состоялся, поскольку победителя выявить не удалось. А посему в командировку со мной на Багамы едет референт Василий Старков. И будет там между делом готовить для меня выступление на областной симпозиум по развитию малого бизнеса и предпринимательства.
Вот сижу дома, меланхолично доедаю практически не тронутые нашими страшно оскорбленными фирменными феминами деликатесы, которые Альберт Альбертович велел забрать мне домой как холостяку и уничтожить их. И тягостно размышляю: так ехать мне с шефом в командировку или не ехать? Потому как кто его знает, этого любвеобильного дона Альберто: что он подразумевает под словами «между делом»…
Ну, достали пенсионера Ивана Петровича Бурдынюка молодые соседи снизу, с подходящей для такого случая фамилией Куролесовы. Каждые выходные, не считая календарных и церковных праздников, такие гульбища устраивают с музыкой и плясками, что «мама, не горюй»! А музыка, под которую они экстазуют, какая-то такая… кузнечно-дровосечная — «Бух-бух… Бух-бух-бух!», да «Дзинь-дзинь… Дзинь-ля-ля!». Мертвого поднимет, где уж тут живому заснуть.
Бурдынюк уже и звонил Куролесовым по телефону, и сам к ним приходил с просьбой быть потише, и участковому жаловался, да все без толку. Соседи только подсмеивались над ним: «Давай, дед, к нам, мы и мочалку тебе подберем, и оттягиваться научим». Петр Иванович только плевался и уныло поднимался в свою бобыльскую квартирку, с подпрыгивающими табуретками на кухне и дребезжащими тарелками в посудном шкафу.
А недавно, так и не сомкнув глаз почти до утра (жизнерадостные соседи с размахом отметили, кажется, День Парижской коммуны), Иван Петрович додумался отплатить им той же монетой. Когда Куролесовы, наконец, угомонились, он выждал для верности еще часок, чтобы они уже точно заснули, и в районе шести утра приступил к осуществлению мести.
«Пусть-ка побудут в моей шкуре, авось поймут чего!» — злорадно подумал Бурдынюк, и с силой стал водить заранее припасенной железной трубой по ребрам чугунных радиаторов отопления как раз над спальней соседей, а для верности еще и над залом — на тот случай, если у них кто заночевал. Он бегал от батареи к батарее, нарочно усиленно топоча и издавая дикие вопли. Причем получалось у него это довольно ритмично, хотя и невообразимо громко. Бурдынюку тут же стали пытаться достучаться через стены соседи со всех сторон, включая и верхние смежные квартиры.
— Ничего, потерпите! — злорадно кричал Иван Петрович, продолжать грохотать батареями. — Терпите же Куролесовых — хоть бы одна сволочь на них пожаловалась, кроме меня!
Когда праведный гнев Бурдынюка уж стал стихать, да и сам он порядком притомился метаться между батареями, в дверь настойчиво позвонили. «Ага, проняло, наконец! — устало и почти без радости подумал Иван Петрович, и пошел в прихожую, прихватив на всякий случай с собой и железяку, при помощи которой только что устроил грандиозную какафонию.
Открыв дверь, он увидел главу семейства Куролесовых Петра. Всклокоченная шевелюра, мятые брюки говорили о том, что тот уже успел поспать. Но, похоже, совсем немного, поскольку физиономия у Петра была совершенно пьянющая и веселая.
— Слышь, чудило! — развязно сказал он Петру Ивановичу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу