Марат Валеев - Груша на ночь

Книга издана при поддержке Красноярского представительства Союза российских писателей

© Валеев М.Х., 2020

У Зайцева зазвонил телефон. Он поднял трубку.

– Алло, Зайцев? – спросил женский голос.

– Да, я. Кто это?

– Это я, Люсьен.

– Какая еще Люсьен?

– Быстро же ты меня забыл. Люся я, повариха вашей партии. Ну, вспомнил?

– Как же, как же, – залебезил Зайцев. – Разве такое забывается? Ну и как живешь, Люся?

– Мать-одиночка я, Зайцев, причем – по твоей милости, – сообщила ему Люсьен. – Сына вот родила. Полгодика ему уже. Вылитый ты. Особенно уши. Ну и что будем делать? Я замуж хочу за тебя, Зайцев!

– С ума сошла! – испугался Зайцев. – Я же женатый.

– Тогда давай, Зайцев, помоги своему сыну встать на ноги и пойти, заговорить, влиться в коллектив детского сада, получить образование и стать достойным человеком. Чтобы ты мог гордиться своим сыном, Зайцев! Кстати, пригласи-ка жену свою к телефону, хочу и с ней поделиться радостью…

– Не надо ее радовать, я уже еду, с деньгами. Давай адрес.

Повариха геологической партии Люсьен жила в обшарпанной гостинке. В дешевой коляске посапывал бутуз. Зайцев склонился над ним. Точно, ушки у парня были оттопырены так же, как у него. Но нос напоминал кого-то другого.

– Так ты еще и с Нерсесяном? – обрадовано спросил он.

– Ну, было разок, – зарделась Люсьен.

– А ну-ка звони ему, – решительно сказал Зайцев.

– У меня нет его телефона.

Зайцев полистал свою записную книжку:

– Вот, набирай!

Через полчаса их компанию разделил и Нерсесян.

– Да, нос мой, – согласился он. – Чистая работа…

– Да? А ты глянь на его уши, – ревниво сказал Зайцев.

Нерсесян снова склонился над коляской. Малыш в это время завозился во сне, высвободил из-под одеяльца ножку. Чуть ниже пухлого коленочка темнело большое родимое пятно.

– Ага! – в один голос сказали Зайцев и Нерсесян. – Где-то мы уже такое видели! А ну говори, зараза: у тебя шуры-муры были и с Цыбулей?

– Ох, не спрашивайте, мальчики! – мечтательно прикрыла глаза Люсьен. – Только где он, Цыбуля этот? Давно уже затерялся где-то в степях вильной Украины.

В это время открыл свои глазки малыш. Они были ярко-голубые.

– Николая Петровича, самого начальника партии, глаза! – потрясенно сказал о Зайцев. – Ну ты, Люська, даешь!

– Так начальник же, – пожаловалась Люсьен. – Эх, да если бы я знала, где он сейчас, разве вы бы нужны были мне? Слышала я, подался Николай Петрович куда-то на повышение. А куда – не знаю.

Зайцев и Нерсесян переглянулись.

– Ты обещаешь, что оставишь нас в покое, если мы дадим тебе координаты Николая Петровича? – с затаенной надеждой спросил Зайцев.

– Обещаю! – с не меньшей надеждой ответила Люсьен.

Нерсесян торопливо написал номер телефона на клочке бумаги:

– Вот, звони! Но про нас – ни слова, да?

Люсьен набрала номер.

– Приемная заместителя губернатора по промышленности Николая Петровича Гулеватого, – мелодичным голоском сказала на том конце провода секретарша. – Слушаю вас…

– Вот, папашка, ты и попался! – обрадовано прошептала Люсьен, в то же время отчаянно отмахиваясь рукой от двух других отцов сына партии – чтобы шли восвояси. – Скажите, я могу записаться на прием к господину заместителя губернатора, по личному вопросу?.. Через неделю, в семнадцать ноль-ноль? Хорошо!

– А ты не помнишь, у кого в нашей партии была ямочка на подбородке? – озабоченно спросил Нерсесян у Зайцева при выходе из подъезда гостинки.

– Нет, не помню, – ответил Зайцев. – Да какое это теперь имеет значение? Люсьен теперь хватит одного Николая Петровича.

– Пожалуй, хватит, – согласился Нерсесян. – Ох, не завидую я ему.

– Да уж! Как хорошо, что мы с тобой так и остались рядовым членами партии, простыми геологами…

Алексей Бобриков относился к категории благопристойных людей. На работу не опаздывал, в общественном транспорте всегда уступал место пожилым. Не пил, ни курил, жену и соседей уважал. С одной стороны – прямо золотой он был, этот гражданин Бобриков. А с другой – скучный и во всем предсказуемый, никому не интересный. И потому звали его за глаза «Алексеем Тишайшим». Пока однажды с ним не случилась эта история.

Пошел Леша выносить мусор в гололед, поскользнулся, упал и вернулся домой с синяком под глазом.

Увидев своего примерного мужа с синяком, Ольга охнула и с какой-то неясной надеждой спросила: