Нед Виззини - Это очень забавная история

– Ну что, не так уж все и плохо? – спрашивает доктор Минерва.

Да, неплохо. Так же неплохо, как временная отсрочка от тюрьмы, где тебя ждут с распростертыми объятиями.

– Теперь главное – чтобы тебя выписали в четверг, а я приду в следующий раз в среду, договорились? – говорит доктор Минерва.

Я жму ее руку и благодарю. Она знает, как я говорю, когда чувствую себя хорошо, и это означает, что она справилась со своей работой. Потом я иду в комнату и рисую карты мозгов, с нетерпением ожидая супертурнира по картам с Армелио.

– Так! Ну что, все в сборе? – спрашивает у нас Армелио.

В кабинет для занятий пришли Джонни, Хамбл, Эбони и Профессорша. Свежевыбритые мужчины выглядят гораздо лучше обычного (оказывается, бритье здесь только по выходным). Даже Роберт-Скалка, как всегда разгуливающий по коридору, смотрится вполне презентабельно. Надо запомнить: бритье идет на пользу даже психам.

– Ха! – отвечает Джонни. – Бобби еще не вернулся с комиссии.

– Ага, – подтверждает Эбони. – А Крэйг ему рубашку одолжил. Ты такой молодец, Крэйг.

– Спасибо.

– Когда ты будешь еще рисовать такие штуки?

– Может, сегодня, после игры.

– Вот именно, давайте сосредоточимся на картах, – говорит Армелио.

Он встает в торце стола, неровная деревянная столешница которого покрыта брызгами краски, почеркана мелками и выпачкана пятнышками чернил. В центре стола стоит пластиковый контейнер с четырьмя перегородками, наполненный пуговицами. Похоже, что их попытались разложить по цвету или размеру, но сейчас пуговицы перемешаны и лежат причудливой смесью, как сокровища всех немыслимых форм, размеров и рисунков.

– К концу игры все пуговицы должны быть на месте! – говорит Джоан, сидящая за другим столом, подальше от нас. Она наблюдает за нами и коротает время за чтением женского романа.

– Да-да, мы до сих пор не нашли пуговку «Синий бандит», – говорит Хамбл. – Так что каждый, кто держится за штаны, автоматически попадает под подозрение. Поглядывайте за Соломоном и Эбони.

– Я уже говорила, отвянь от моих штанов, придурок.

– Так, ладно, все готовы? – спрашивает Армелио. – Берите пуговицы!

Все тянутся к контейнеру и берут пуговицы горстями, распределяя их перед собой на столе в один ряд. Армелио смотрит, чтобы у всех было поровну.

– Положи обратно шесть пуговиц, Хамбл. Эбони – десять. Джонни, дружище, что такое? Почему у тебя так много пуговиц?

– Я получил пуговичный бонус, – говорит Джонни, но тут в комнату своей размашистой походкой входит Бобби, как всегда, откинув спину назад. На нем моя рубашка. Он подходит к другому торцу стола и, выждав, чтобы мы обратили на него внимание, правой рукой делает в воздухе пассы, как маг-иллюзионист перед показом фокуса. Потом с шумом опускает сжатые в кулаки руки на стол, так что они образуют букву V, как будто он председатель совета директоров, и, улыбаясь, говорит:

– Я прошел комиссию.

В комнате воцаряется тишина.

Сначала тихо, а потом все увереннее из дальнего конца комнаты хлопает Джоан, к ней присоединяется Армелио, и аплодисменты нарастают и нарастают.

– Да!

– Поздравляю!

– Ура-а-а бруклинскому засранцу!

– Боб-би! Боб-би!

Мне кажется, что даже картинки на стенах затряслись, когда мы захлопали в восемь пар рук в таком маленьком пространстве. Добавьте к этому крик и улюлюканье. Томми встал и заграбастал Бобби в объятия, которые могут быть только между старыми друганами, знающими друг друга лет двадцать, как делящие беду и радость пополам «друг номер один» и «друг номер два».

– Бобби, дружище, ну ты молодца! – Армелио в чувствах подходит к обнимающимся Бобби и Джонни и так сильно хлопает Бобби по спине, что они двое еле удерживаются от падения.

– Погоди-ка, – говорит Бобби. Он выпутывается из объятий друга и поднимает правую руку вверх, призывая к вниманию. – Пока не началась игра и мы все не съехали с катушек, я хочу поблагодарить вот этого юношу. – Он подходит ко мне. – Паренек буквально снял с себя рубаху – вот эту вот, синюю, – а он меня знать не знал. И я уж точно не получил бы место в этом интернате. Моем новом доме.

Я встаю, и Бобби обнимает меня своими костлявыми руками. Его щека прижимается к моей, и я чувствую гладкость его старой кожи и крепкую ткань моей рубашки, которая пригодилась ему больше, чем мне. Подумать только: произошедшее с этим чуваком значит куда больше, чем поступление в какую угодно школу, или отношения с девушкой, или какая-то там дружба. А ведь он просто обрел место, где ему можно жить. А что я? У меня всегда был дом, тут мне беспокоиться не о чем. Мой страх оказаться на улице – не больше чем глупая фантазия, потому что родители приютят меня в любое время. А кому-то приходится радоваться, что есть где жить. И я даже не знаю, смогу ли кого-то порадовать. И думаю: «Если Бобби смог заполучить жилье, то, может, и я смогу наладить свою жизнь».