Андрей Рубанов - Жёстко и угрюмо

– Конечно, – вздохнул Семён. – Пятьдесят долларов. Очень обрадовалась. А вообще, у неё муж умер недавно. Сорок лет вместе прожили. Она в горе. Помутилась рассудком. Забудь.

«Продюсер Маша» звонила мне ещё раз двадцать, обычно – вечером рабочего дня, когда я укладывал спать шестимесячную дочь, или утром выходного дня. Два или три раза я с ней говорил, в прочие моменты не отвечал или отправлял сообщения с вежливыми извинениями. Как себя вести с женщиной, похоронившей мужа, я не знал. Возможно, её супруг, будучи живым, укрощал её тягу к афёрам и прожектам. Возможно, она ужаснулась своему одиночеству и от страха пошла «к людям», готовая предложить первому встречному миллион, десять миллионов, мировую славу, дружбу с королями и звёздами экрана. Фантазия и отвага спасали её от сумасшествия.

Всё, что мы могли, – восхититься ею и посочувствовать ей.

Она была упорна и педантична. В какой-то момент перестала звонить мне, полностью переключилась на Семёна. Семён несколько раз встречался со вдовой. Он давал ей деньги. Он внимательно прочитал историю лётчика-индейца. К сожалению, история была настоящая, а значит – недостаточно бредовая, чтоб переделывать её в полноценный текст. В конце концов Семён устал и прекратил встречи. Рукопись вернуть забыл.

В конце лета он показал мне последнее сообщение от Маши: «Верни сценарий, или прокляну твоего сына».

В феврале мне пришло письмо из редакции журнала «Объява».

Журнал считался самым модным в Москве, каждый его тираж – стотысячный – отлетал за считанные дни.

Журнал «Объява» задавал стандарты остроумия и художественного свободомыслия; в журнале исповедовали правило «как скажем, так и будет».

Юные девочки вырезали иллюстрации из журнала «Объява»: портреты рок-звёзд, актёров, писателей, – и вешали на стены своих спаленок.

Каждый пятнадцатый пассажир московского метро, если это был молодой человек, держал в руке свежий номер журнала, жадно изучая его от корки до корки.

Журнал «Объява» напечатал обо мне несколько статей с фотографиями; он сделал меня знаменитым и даже немного модным.

Теперь этот дружественный журнал предлагал мне командировку в любую точку земного шара на мой выбор, с условием, что я напишу о путешествии объёмную качественную статью.

Столь шикарная халява выпадала мне впервые в жизни, и я даже заподозрил ошибку; меня, видимо, перепутали с Захаром Прилепиным или с Сергеем Шаргуновым? Или с какими-либо такими же, известнейшими, мелькающими в телевизоре?

Сгоряча ответил: если это не шутка и не сбой матрицы, то – да, спасибо, горд и тронут, если можно, я хотел бы побывать на острове Пасхи, в месте, максимально отдалённом от России и одновременно окружённом ореолом самых невероятных, галлюциногенных легенд.

Остров Пасхи – это было бог знает где, посреди Тихого океана, на обратной стороне глобуса; невозможно далеко.

Дальше, чем все прочие загадочные пятна на поверхности нашей миниатюрной планеты. Дальше, чем Бермудский треугольник; дальше, чем пустыня Наска; дальше, чем Магадан.

Я помнил: на далёком тропическом острове стоят загадочные каменные изваяния, взявшиеся невесть откуда, фантастические идолы самого ужасного вида, какой только можно себе представить.

Когда-то давно, лет тридцать назад, в одной из прошлых жизней, мальчишкой, рождённым в СССР, я зачитывался книгой норвежца Тура Хейердала, описавшего остров Пасхи и каменных его истуканов.

Припомнив ту книгу, и того мальчишку, его восторг, его мечты о дальних странствиях, я решил, что время сбычи мечт пришло.

Чем я хуже Хейердала? Ничем вообще.

Отправив ответ, я, однако, засомневался.

И передумал ехать.

Тот мальчишка из советской, пропахшей навозом деревни остался далеко позади, я его давно изжил, сопливого, – он ничего не понимал в устройстве грубого вещного мира, а я, сорокалетний, понимал почти всё.

У взрослых людей такое часто происходит: сначала поддаёшься обаянию романтической иллюзии, потом трезвеешь.

Куда я поеду, зачем? А как же работа, как же семья, быт, хлеб насущный? Больная сестра, старший сын от первого брака, пожилая мама?

Я собрался написать, вослед первому, второе письмо, с отказом, и даже сочинил его, – но не отправил.

Рассказал жене и попросил совета.

– Дурак, – ответила жена. – Соглашайся немедленно. Они покупают тебе билет. Ты потратишься только на отель. Вдобавок твоя статья выйдет в лучшем журнале страны. Давай, звони и подтверди согласие.