Сесилия Ахерн - Женщина, у которой выросли крылья [сборник litres]

Заметив, как Боб смотрит на нее, то есть на Майка, она подумала, что, наверное, у Боба есть качества, о которых неведомо его жене. Наверное, он запал на Майка. Она отвернулась и глотнула пива. И вдруг Боб подошел к ней и спросил, можно ли присесть рядом.

– Да, пожалуйста, – ответила она, – только я собираюсь уходить.

– Дома жена ждет? – хитро подмигнул ей Боб.

– Ну да… – Она насторожилась.

– Да ладно, – фыркнул Боб и нараспев произнес: – Здорово, подруга!

Она нахмурилась.

– Да это я, – прошептал Боб, – я, Мелисса.

Она присмотрелась и… впрямь Мелисса, хотя с первого взгляда показалось, что Боб. И неудивительно, ведь Мелисса была в своей обычной одежде, только на ногах у нее были конверсы Боба.

– Я уже несколько месяцев, как этим занимаюсь, – призналась Мелисса, – с тех пор, как увидела Боба в женском платье. – Она жестом попросила у бармена еще два пива. – Мне тоже захотелось поиграть, понять, о чем весь этот шум. Боб больше всего любит женскую обувь, это его фишка. И я в первую очередь примерила его туфли. Не успела я их надеть – все стали принимать меня за него. Он сам ничего не знает, хотя – может, и знает, но раз у него есть секреты, то и у меня могут быть, верно? А ты когда узнала?

– Только на этой неделе, – почему-то шепотом ответила она.

Мелисса в радостном возбуждении хлопнула в ладоши:

– А ты знаешь, когда я в последний раз могла пойти и вот так тихо посидеть в баре?

Она покачала головой.

– Вот именно: никогда! Считается, что женщины не ходят в бар. А если ходят, то это алкоголички или те, что ищут секса или ходят от одиночества и ищут компании, чтобы какой-нибудь идиот подсел и стал из вежливости болтать ни о чем. Очень надо, когда я пришла спокойно посидеть одна и отдохнуть! Когда ты мужчина, никто не навязывается к тебе в компанию, если ты сам того не хочешь. А ты что скажешь? – Мелисса усмехнулась и глотнула пива.

– А я узнала, что Майк до боли в груди ненавидит свою работу – офис действует ему на нервы. А еще, что к своей матери он относится нормально, а с отцом не ладит, с друзьями он банда, он втайне от меня курит, что некоторым женщинам с ним неловко, что многие им незаслуженно пренебрегают, а одна мамаша в школе, Полли Горман, положила на него глаз.

– Полли Горман! – рассмеялась Мелисса, закидывая голову. – Да Майк и не посмотрел бы на нее.

– Верно, – подтвердила она, посасывая пиво. – По крайней мере, сегодня точно не посмотрел.

Мелисса хохотнула, и они чокнулись кружками.

– Но я узнала кое-что еще, – продолжала она. – Это другой мир, правда?

– Да, когда надеваешь их обувь, попадаешь в мужской мир, – кивнула Мелисса, мигом сделавшись серьезной.

– Нет, не совсем так, – возразила она. – Когда я надеваю туфли Майка, я попадаю в его мир. В жизнь Майка. Я ожидала, что пойму, каково быть мужчиной, но узнала, каково быть собственно Майком. Я почувствовала, как он себя чувствует, когда, например, входит в комнату, и как он реагирует на окружающих. Мир для нас один, но в то же время другой. Мы живем вместе, но каждый по-своему. Надев его туфли, я взглянула на жизнь с другой стороны, с другой точки зрения. Знакомые вещи стали выглядеть иначе. Я стала получать другой опыт, у меня возникли другие реакции. Но объяснить, что значит быть мужчиной, не проще, чем объяснить, что значит быть женщиной.

– Я вполне могу объяснить, что значит быть женщиной, – задумчиво замечает Мелисса.

– Вот этой женщиной. – Она тычет кружкой Мелиссе в грудь.

– Может быть, – соглашается та.

– Я не могу выразить его жизнь в словах. Это не то, что кто-то говорит или делает, это ощущение.

– Ну, еще по одной на дорожку? – вдруг вмешивается бармен.

– Почему бы и нет? – одобряет Мелисса.

– Лишь бы жена не узнала, – прибавляет она, и они хохочут, – меньше знаешь, позже состаришься.

Две женщины у бара, ожидающие свой заказ, смотрят на них со злостью и презрением.

– Набрались, забулдыги, – бубнит одна из них.

Когда через несколько дней Майк возвращается домой, она прижимается к нему крепко-крепко.

– Что такое, – бормочет он, роняя на пол сумку с клюшками, обнимает ее и целует взасос.

– Я люблю тебя, – шепчет она, – спасибо за все, что ты для нас делаешь. За то, что мы видим, и еще больше за то, что нет.

Она лежит на спине, вытянув руки по швам, и ее задвигают глубоко в аппарат МРТ, точно в гроб. Наушники должны помочь ей расслабиться, отвлечься от давящих со всех сторон стенах и потолке, что нависает над самым ее носом. Наверное, это сродни ощущениям человека, которого хоронят заживо. Раньше она и не догадывалась, что страдает клаустрофобией, но сейчас, когда ее заталкивают в эту узкую трубу, ее сердце бешено стучит, и хочется закричать: «Стойте!» Хочется вскочить и бежать, но нельзя. Это ее последний шанс выяснить, что с ней неладно. Все прочие исследования были безрезультатны, а ей становится все хуже и хуже. Вначале она чувствовала постоянную усталость. Потом стала забывчива, рассеянна и нервозна, но анализ крови, назначенный терапевтом, не выявил ни дефицита железа, ни проблем со щитовидной железой – ничего. Может быть, это упадок сил вследствие напряженных забот о малышах, как у всех молодых родителей.