Александр Покровский - В море, на суше и выше...

Витя посеял всех. Кроме родного старпома — Клавдия Трофимовича Прокопца. Тот ловко уклонялся. Витя решил положить этому конец, а заодно и всем этим преследованиям. Он заложил его комдиву.

— На экипаже таком-то (называется собственный экипаж) старпом всячески саботирует мероприятие, чем нарушается документ (номер документа) и создается прецедент (номер прецедента).

— Старпома ко мне, и вы лично возьмете у него мазок (посев)... да, да посев в моем присутствии... есть здесь кто-либо из этого экипажа?

Есть! Дело в том, что на том же докладе вышеупомянутый старпом находился в качестве старшего на экипаже. Краснее помидора, дозревшего на открытом воздухе, а не в ящике, стало лицо Клавдия Трофимовича, когда он поведал высокому собрания кто тут уклоняется, сложно виляя задницей.

— А... так это вы? Очень хорошо. Далеко ходить не будем. Доктор, у вас все с собой, надеюсь? (торопливый кивок и от нетерпения вспотели вески). Чудненько. Старпом, прошу на центр поля.

На Трофимыча страшно было смотреть. Он вышел, заплетаясь в шнурках. Он снимал штаны, расстегнув, зачем-то китель. Он наклонялся так, будто сзади его непременно ждет электродрель. Он по команде «Раздвиньте ягодицы» так их раздвинул, что все желающие могли пронаблюдать неповторимое устройство старпомовской гузки.

А когда в него по локоть залезли, то он сказал: «Ам!»

— Как вы там говорите при этом, доктор? — спросил уже милостиво комдив.

— Мы говорим: «Еще одна целочка!» — сказал Витя Прошин, складывая инструменты, появившиеся у него по волшебному и так же по волшебному исчезнувшие.

— О! — сказал комдив и поднял палец вверх, — Очень правильные слова.

С тех пор Клавдий Трофимович уже больше не ходит за доктором по свежему следу. Бросил.

Мне присылают письма.

Бывают такие: «Александр! Вы, кажется, любите балет...» — и далее следует история про балет.

Балет Минкуса «Дон Кихот» уже бог знает сколько времени благополучно идет па сцене питерского Мариинского театра. И вся история данного балета на данной сцене распадается на два периода: период «до» и период «после».

Период «до» характеризовался тем, что Дон Кихот и Санчо Панса разъезжали по сцене соответственно на коне и на осле. И конь, и осел были живыми, настоящими, теплыми. Период «после» характеризуется тем, что Дон Кихот и Санчо Панса шляются по сцене пешком. Не славные идальго, а пилигримы какие-то. Куда подевались конь и осел? Сдохли? Сожраны хищниками? Версии таинственного исчезновения со сцены коня и осла плодились, как грибы после дождя. Я же получил сведения о происшедшем от своего родственника, который получил их от другого родственника, который в свою очередь работал осветителем в Мариинском театре. Он утверждает, что все было именно так. Не знаю. За что купил, как говорится.

Итак, душераздирающий случай, поделивший историю спектакля на «до» и «после», произошел, кажется, в 1980 олимпийском году. До того дня на каждое представление «Дон Кихота» из цирка выписывались хорошо выдрессированные, привыкшие к публике конь и осел. Но в тот злосчастный день конь заболел. И администрация театра, совершенно не подумав о последствиях, арендовала коня из какой-то конноспортивной секции. Тоже хорошо вышколенное животное. Мда. Если бы только не одно но. Зверюга оказалась кобылой.

Это обнаружилось только тогда, когда уже звучала увертюра. Что-либо менять было поздно. Вы когда-нибудь пробовали в чем-либо убедить возжелавшего женской ласки осла?

Легче научить таракана танцевать еврейское танго.

В первом же совместном появлении на сцене Дон Кихота и Санчо Пансы осел, почуяв свеженькую кобылку, безумно возбудился. Издав истошный рев, он встал на дыбы, сбросив с себя Санчо. После этого из его подбрюшья принялось вылезать нечто неимоверное по своим размерам и очень непристойное по своему внешнему виду, а потом осел начал забираться сзади на кобылу, которая явно не возражала против того, чтобы произвести на свет мула.

Дон Кихот, учуяв атаку с тыла, проявил чудеса джигитовки и каким-то диким прыжком слетел с седла. Санчо, спинным мозгом осознав, что сейчас произойдет, начал тянуть осла за хвост.

Но проклятый ишак не сдавался. К этому моменту он уже находился в нужном отверстии на теле кобылки и работал с интенсивностью отбойного молотка.

Откуда-то из теплой глубины зала раздался истошный женский визг. Кто-то проорал «Закройте занавес!» Дирижер механически продолжал размахивать руками, не отрывая глаз от творящегося на сцене безумия. Оркестранты развернули головы на 180 градусов и беззастенчиво пялились на сцену.