Ольга Черниенко - Собачье сердце

Анна вышла во двор, закурила. И вдруг у самых ворот в предрассветных сумерках заметила черный силуэт собаки. Джим! Живой! Надо отнести в виварий… Пёс вжался в угол, его глаза были полны тоски и боли.

И вдруг, неожиданно для себя, Анна приоткрыла ворота:

– Беги!

Пёс на полусогнутых лапах недоверчиво проскользнул мимо неё на улицу.

– Беги, малыш! Беги! И если получится – живи! – прошептала Анна ему вслед.

Жалкое, тощее существо, качаясь от слабости, с трудом ковыляло по улице. Безумно болел живот, из шва сочилась кровь. Превозмогая боль, Джим упорно двигался к дому.

Вот и дорога, где он часто гулял с хозяином, гордый, сильный, здоровый. От свежего воздуха кружилась голова, лапы заплетались.

Вот наконец и двор, и подъезд… Дверь закрыта. Джим прилег на ступеньках: надо собраться с силами. Осталось совсем немного – проскользнуть в открытую дверь и подняться на четвертый этаж.

Вдруг прямо на Джима из подъезда выскочило весёлое слюнявое существо – щенок боксера Булька. Его обрубок хвостика вертелся от счастья. Вот и его хозяин.

– Фу! Отойди! – закричал он, увидев, что питомец тычет носом в бездыханное тело грязной собаки. – Она бездомная, больная! Быть может, даже бешеная!

Джим приподнял трясущуюся голову… Его глаза слезились, и человеку показалось – пёс плачет.

– О господи! Да это же Джим! Что с тобой? Ужас! Подожди секунду!

– Николай Петрович! – набрал он номер по мобильному. – Джим вернулся, бегите скорее…

Поникшая голова собаки лежала на ступеньках подъезда. Он ещё был в сознании, когда почувствовал на себе теплые и ласковые руки любимого человека.

P. S. Каждый год в мире около ста миллионов подопытных животных мученически умирают в научно-исследовательских лабораториях. Их морят голодом, пытают электрическими разрядами, травят газом, химическими соединениями, обжигают, ошпаривают… У них искусственно вызывают тяжелые заболевания – рак, СПИД, сифилис, диабет… Им удаляют глаза, суставы и хрящи, наносят повреждения мозга, ломают кости, расстреливают пластиковыми пулями…

Многие медики ставят под сомнение необходимость в экспериментах над животными. Результаты подобных опытов неправомерно переносить на человека: слишком большая разница в анатомических и физических особенностях, характере метаболических процессов.

Лекарственные препараты, полученные в ходе экспериментов, часто оказываются вредными для человека. Так, успокоительное для беременных талидомид имело катастрофический побочный эффект – рождение десяти тысяч детей с отсутствием конечностей и различными уродствами! И это только один пример…

Сколько еще миллионов животных будет зверски замучено и уничтожено, прежде чем человечество откажется от позорной практики экспериментирования на них?

«Вивисекция – преступление; человеческая раса должна отречься от этого варварства!» – писал Виктор Гюго, возглавивший ещё в середине XIX века первое общество противников вивисекции.

Но до сих пор мы живем среди пыток, издевательств, садизма, боли и мук. Большинство из нас старается отгородиться от реальности «зоной комфорта» ради собственного душевного спокойствия, благополучия и призрачного счастья. Призрачного – потому что нельзя быть счастливым за счет страданий невинных существ.

Не прячьтесь… ужас вокруг вас, и он реален.

Серая старая и очень умная ворона, нахохлившись, недовольно наблюдала за беспокойным соседом. Внизу, под деревом, плакал замерзший голодный щенок. Всё пищит и пищит, спать не дает – надоел. И все же ворона чувствовала странное смятение: малыш своей беспомощностью напоминал ей собственных птенцов.

– Что, пискля, – каркнула птица, – есть хочешь?

– Я потерял маму, – пискнул щенок. – Здесь очень страшно, холодно…

Его дрожащая, поникшая фигурка вызывала жалость.

Неожиданно для себя всегда жадная ворона бросила малышу хлебную горбушку с помойки:

– Ешь! Еда согреет немного, но до утра, боюсь, ты все равно не дотянешь. Если ночь будет морозной – попадешь на Небо! Не бойся! Наш Дом прекрасен!

С сухой горбушкой маленькому щенку справиться было сложно – ему досталось лишь немного крошек, и малыш свернулся клубком под деревом. Плакать больше не было сил.