Фред Беар - Дневник отца-пофигиста

Я пишу статью для «Страпонтен Магазин» – на тему «почему считается, что зеленый цвет приносит театрам несчастье». Городская легенда гласит, что именно в костюме этого цвета Мольер в последний раз играл «Мнимого больного» и умер прямо на сцене. Иногда говорят, что корни у этого суеверия чисто химические. В Средние века театральные костюмы окрашивали в зеленый цвет окисью меди, и такой химический состав, крайне чувствительный к сырости, мог быть причиной многочисленных случаев отравления среди комедиантов.

Я бросаю взгляд на Хьюго, его что-то давно не слышно. И зеленею сам: он посасывает синий фломастер, который я вынул из ручного набора. Я вырываю у маленького смурфика фломастер и пытаюсь стереть с него следы, насколько это возможно.

Встревожившись, я рыскаю по Интернету, чтобы оценить ядовитость продукта. На форумах обезумевшие от страха родители находят утешение в общении. И комменты тоже в основном зеленые, то есть незрелые. Наконец нахожу сайты посерьезнее и поспокойнее – они наполовину облегчают мои тревоги. И все равно – знаю: вернувшись, Иза начнет названивать в отдел по борьбе с отравлениями службы спасения.

На Сретенье я решил приготовить полдник сам – испечь блины. То и дело бегаю от плиты к моей статье для «Зик-Зак-Зука», которую назвал «Ром и блюз». Мысль продолжает работать – и вот, хлебнув немного «ромового пунша», сваренного самолично, я орошаю тесто целым стаканом рома, просто для вкуса.

Я в состоянии легкой эйфории – ловко подбрасываю блины на сковородке и ловлю их прямо в полете, крутя бедрами под креольские ритмы знаменитой песни Мустаки – «Налей рому твоему мужчине».

Иза ушла к Марии за Хьюго, а Нина, приманенная вкусным ароматом, вернулась из школы пораньше. Все готовы прекратить военные действия, мы рассаживаемся за столом, на котором сахар, тартинки, конфитюры, соленый карамельный крем.

Хьюго смотрит, как мы объедаемся, точно оголодавшие людоеды. Но и ему положен маленький кусочек блина, и он посасывает его с явным удовольствием. У всех нас красные рожи, и мы дышим вкусным жаром.

– А как вкусны ромовые блины! – говорю я с видом знатока.

– Чего? Ты что, рому туда налил? – шарахается побледневшая Иза. – Нет, ну ты, правда, больной на всю голову!

И опять кончается звонками в отдел по борьбе с отравлениями. А я снова оказываюсь папашей-пофигистом.

НЕ НРАВИТСЯ ТОВАР —

ВОЗВРАЩАЕМ СТОИМОСТЬ

ПРЕДЛАГАЕМ

ТРИ МЕСЯЦА

БЕСПЛАТНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ.

ВОТ ЕСЛИ БЫ ТАК И С ДЕТЬМИ —

КАК БЫЛО Б КЛАССНО, А?..

Воскресный полдень, тут лишь бы успеть за покупками, и исполнять этот наряд всегда приходится мне – у Изы и Нины «домашние каникулы». Я, заглянув во все уголки магазинчика, наполняю маленькую тележку и, вернувшись домой, снова обруган.

Опять забыл: подгузники для Хьюго, гель для душа Нине, овощи для кускуса, – много всякого, но только не свое виски Bushmills. У Хьюго больше не осталось ни одного подгузника, и непонятно, как решать эту проблему.

– Думаю, внизу, у Марии найдется? – спрашиваю я, утешаясь надеждой на такую случайность.

– Нет, она сама сидит всухую, без гроша! Лучше поднимись к родителям Марго. Может, они выручат нас.

Иза, ничуть не стесняясь, посылает меня в гнездо разврата клянчить детские подгузники.

Я стучу к ним тихонечко, аккуратно, боясь потревожить в самый разгар любовных утех. Соседка открывает украдкой, она в короткой ночной рубашке, прическа растрепана. Протягивает четыре подгузника – притом что я ее еще ни о чем не успел попросить.

– Что за кошмар эти радионяни! Невозможно прилечь отдохнуть – все слышно! Вот вам, держите, и если понадобится, приходите еще!

Уж не знаю, приглашение это или претензия, но, кажется, я всегда говорю Изе, когда она подносит Хьюго к радионяне, что соседка у нас поистине прелестная.

Сегодня я, чтоб просто посмеяться, назвал дочку «Нино». Она не оценила такую резкую перемену пола. Отомстила мне, назвав «папан-старикан» и предсказав не самое радужное будущее.

– Когда ты состаришься, у тебя будут подгузники и слюнявчики, и кормить тебя придется как грудничка!

Кто это сказал, что устами младенца глаголет истина?

Ночью снегопад, и машины покрылись толстой пеленой белоснежной пыли. Нина с ворчанием просыпается. Но, едва увидев, в какое прелестное белое манто укуталась улица, сует ноги в резиновые сапоги, накидывает пальто, вязаный чепчик и непарные перчатки.