Джеймс Фрей - Миллион мелких осколков

Давайте начнем. Садитесь.

Мать улыбается, кивает. Отец говорит – конечно. Они занимают прежние места за столом. Я сажусь на другой конец стола, как можно дальше от них. Руки дрожат, кладу их на колени, под стол. Смотрю прямо перед собой, сверлю взглядом белоснежную стену. Джоанна садится между нами, смотрит на мужчину в черном и кивает. Тот говорит.

Здравствуй, Джеймс. Меня зовут Даниэль, я наставник Семейного центра.

Сверлю взглядом стену.

Я буду работать с тобой и с твоими родителями, пока они здесь.

Мои руки дрожат.

Как ты, наверное, знаешь, работу по Семейной программе с лицами, которые страдают зависимостью от наркотических веществ, мы начинаем с того, что они рассказывают родственникам о своих привычках, о том, что они употребляли и как часто.

Что творится с моим сердцем, что с ним, что с ним. Как канонада перед боем.

Рассказывай как можно честнее, во времени ты не ограничен.

Я киваю.

Начинай, когда будешь готов.

Я смотрю перед собой поверх стола. Мать с Отцом ждут, когда я начну.

Прежде чем все рассказать, я хочу сказать, что совсем не хочу рассказывать, и лучше бы вы сюда не приезжали, и еще простите, что вам придется все это услышать.

Отец кивает, сжимает руку Матери.

Я пью столько времени, сколько себя помню. Ребенком я тайком допивал пиво из банок на футбольных матчах, куда мы ходили вместе, и остатки вина из бокалов после ваших вечеринок. Не знаю, зачем я это делал, просто делал, и все. Почему-то после этого чувствовал себя лучше, мне понравилось, и нравилось больше всего остального. Я делал это всякий раз, когда удавалось, то есть довольно часто. На футбол мы ходили часто, а вечеринки вы устраивали еще чаще. Впервые напился пьяным я в десять лет. Вы ушли то ли на симфонический концерт, то ли на благотворительный прием, а я выскользнул из дома так, что приходящая няня не заметила, и отправился на вечеринку, которую устроили старшеклассники. Они обрадовались мне и напоили допьяна. Я кое-как добрался до дома, нянька спала, и я тоже лег спать.

Мать вытирает глаза, Отец сжимает ее руку.

Лет в двенадцать я вовсю курил травку. Началось так же. Я пришел на вечеринку к старшим, и они угостили меня. Вообще-то сначала мне не понравилось, но приятно было, что они считают меня ровней. Стал курить как можно чаще, это несложно было, потому что вы вечно где-то пропадали. Приходящим нянькам насрать было, чем я занимаюсь, а иногда они сами составляли мне компанию.

Мать прижимает ладони к лицу, Отец смотрит в стол.

Впервые вырубился я в четырнадцать лет. Выпивал и курил в подвале какого-то дома, потом провал – и вот уже утро, я дома. В это время я обкуривался три-четыре раза в неделю, а в пятнадцать перешел на продукты покрепче, кокс, кислота, кристаллический мет. Они понравились мне больше травы, так что курить я перестал, единственный раз, когда мне удалось с чем-то завязать. В пятнадцать лет я стал продавать спиртное и наркотики. Я ходил в гетто, что возле порта, и встречался там с парнем по имени Фредди. Он был мелкий барыга, я давал ему пару баксов, он мне нужную дозу. Ребята узнали, что я могу достать отравы, стали просить купить и для них. Иногда я брал ваш автомобиль. Когда не было денег, Фредди отпускал в долг. Он хорошо относился ко мне, называл белый мальчик Джеймс, и все меня в округе знали. Ужасно глупо, к тому же опасно, но мне нравилось, что я известен, казалось – это круто, к тому же я мог получить все, что хотел и когда хотел. А хотел я постоянно.

Мать начинает плакать, Отец смотрит на меня.

В шестнадцать и в семнадцать лет продолжалось все то же самое. Покупал и продавал спиртное и наркотики, принимал все, что мог раздобыть. Я загружался перед школой, в школе, после школы. Каждый божий день. Пил и принимал, в основном мет, а иногда мет с алкоголем, и тогда случались передозы. Не знаю точно, сколько раз, потому что вырубался. Вы ни о чем не догадывались, потому что я обходился без докторов. Я понимаю, вы сейчас сидите и думаете – надо было интересоваться мной больше, надо было повлиять на меня. Но я успешно шифровался, а вы и так старались остановить меня. Если помните, вы сто раз грозились отправить меня в рехаб, а я отвечал – только попробуйте, я оттуда сбегу, и вы меня больше никогда не увидите. И в ту пору я бы сдержал слово. Так что ничего не смогли бы вы со мной поделать. Все равно я бы не завязал.

Я делаю глубокий вдох. Мать придвигается ближе к Отцу, плачет, утыкается лицом в ладони. Сквозь ее пальцы видно, как потекла косметика. Отец смотрит на меня, глаза у него на мокром месте. Никогда не видел его слез, даже намека на слезы.