Лиза Ко - Беспокойные

— На Колорадо.

— Ну да. Деньгами разбрасываться не получается, понимаешь? Еще висит один должок, но я над этим работаю.

— Это мне знакомо. Долги.

— Отстой, чувак. На хер долги. — Коди забил трубку еще раз. Машину задушило дымом. — «Долбим в моем джипе», — пропел он на мотив Party in the USA. У него был не такой уж плохой голос.

— Неплохо. Альбом запиши. Мы с Роландом записали несколько недель назад, на студии в городе. «Меланхолия»? Не слышал? Группа — Psychic Hearts, мы играем 18 августа на концерте в «Юпитере». Это клубешник в городе.

— В Колорадо, — говорил Коди, — везде горы, короче. Можно жить на горе и гонять на работу на лыжах. Вот и я так буду. Не знаю, как ты жил в своем Говню-Йорке. Потусить прикольно, но там же воняет, как в толкане. Короче, я бы не смог жить в крошечной квартире, которая стоит девять тыщ баксов в месяц. Хочу дом на горе. Чтоб целый дом и чтоб на целой гребаной горе.

— Откуда ты взял девять тыщ баксов? Это только у звезд так. И где будешь жить?

— Чего? Я же говорю — в Колорадо.

— Ну, в смысле, в Колорадо. Где будешь жить в Колорадо.

— На горе! Я же говорю. Ты чем случаешь? Там, где живет брат Майка. В этом… Забыл, как называется город. А его зовут Крис.

— Когда ты у него был?

Просто бред какой-то. Дэниэла так и подмывало рассказать Роланду о накурке с Коди Кэмпбеллом на пруду внизу Седар, об экономике каждое утро с Эмбер Битбургер, но он не разговаривал с Роландом с тех пор, как тот выгнал его с репбазы. Роланд тоже с ним не связывался, но он скучал по нему, черт возьми, скучал, как скучал по метро, крышам и пению, хоть возвращение в Риджборо и стало неожиданной передышкой. Дэниэл избавился от ощущения, что он не на своем месте, изгнав себя в антиместо, в стоические одинокие ночи в спальне или в листание новостных журналов с Питером и Кэй.

— Я туда еще не ездил, Уилкинсон, я только картинки видел. Я же говорю, сперва надо накопить, расплатиться по долгам, но я с этим разберусь. Как ты. Надо воплощать мечты, а? — Коди поднял трубку. — Еще?

— Да, давай.

Чирикнул телефон Коди, сигнализируя о новом сообщении.

— Это Эмбер. Спрашивает, пойдем мы на их дебильный открытый микрофон в их дебильную «Черную кошку».

— Пошли. — Дэниэлу хотелось побыть с людьми, даже если это Эмбер и Келси. Он опустил окно, и радио заглушали сверчки и лягушки, но лес казался сумрачным, зловещим. Однажды в старшей школе Майк Эванс въехал в этот пруд на мопеде своего брата.

— Ты серьезно?

— Ну а что, возьмем по пиву, расслабимся.

Коди задумался.

— И правда пробило на выпить.

В заднем зале «Черной Кошки» — единственном открытом заведении на весь квартал заколоченных витрин — четыре человека среднего возраста играли кавер на Paradise City Guns N’ Roses. Эмбер и Келси помахали Дэниэлу со столика перед сценой.

— Вы нашли друг друга, — сказала Эмбер. — От вас пахнет бонгом.

— От нас пахнет Колорадо, — сказал Дэниэл.

— Готовишься к завтрашнему тесту, Уилкинсон?

— Какому тесту? — Дэниэл налил себе кружку пива из графина на столе. Группа перешла к гитарному соло, и вокалист — лысый и коренастый — стал трясти головой. Дэниэл рассмеялся. — Ну и отстой.

— Не так уж плохо, — сказала Келси.

— В городе их бы прогнали помидорами на половине песни.

— Guns N’ Roses — нормал. — Коди перекосил лицо и сыграл на воздушной гитаре. Его пальцы даже не были в нужных местах для воображаемых струн. — You’re in the jungle now! Пофиг, если отстой. Пофиг.

Келси вдруг взвизгнула:

— Боже мой, вы же близнецы!

Дэниэл опустил на себя взгляд. На нем были походные ботинки — даже посреди лета, потому что других у него не было. Такие же носил Коди. Оба стояли в синих джинсах и черных футболках.

— Ты, типа, азиатская версия Коди, — сказала Эмбер, и все рассмеялись.

Келси сфоткала на телефон. Коди сказал с фальшивой шепелявостью:

— Мы планировали наши костюмы вместе.

Вокалист завизжал. Хотя бы группе было весело.

Домой он вернулся за полночь, давно протрезвев, и лег на то же одеяло, которое здесь было, когда он впервые стал Дэниэлом. Те ранние месяцы в Риджборо были подозрительными, ворчливыми. Но в какой-то момент подыгрывать стало проще; это стало его второй натурой. Сомнения зарывались всё глубже, пока он их уже почти не чувствовал. К последнему году в старшей школе думать о Демине и маме было как думать об ужасной группе, которую он когда-то обожал, а теперь стыдно вспомнить. В старшей школе он потерял контроль только раз — после того, как увидел в торговом центре китаянку. Когда Кэй и Питер сказали, что он должен сидеть дома и готовиться к выпускным экзаменам, а не идти на концерт с Роландом, Деминь ответил, что настоящая мать его бы отпустила. Это выскочило само по себе, и «настоящая мать» была абстракцией: она бы тоже наверняка заставила его сидеть дома. Он не хотел обидеть Кэй и Питера, но разозлился из-за несправедливости — если он пропустит концерт, то, может, уже никогда не увидит эту группу! — и Кэй поморщилась и сказала, что это не конец света. «Это мы твоя настоящая семья», — сказал Питер.