Стефани Стори - Камень Дуччо

– Не стоит бояться превозносить врагов, – с чувством воскликнул Макиавелли. И в глазах его на мгновение вспыхнул прежний огонь. – Если не отмечать их доблести, то как вообще понять, в чем их сила? А не зная, в чем их сила, как уничтожить их? Всегда изучайте слабости своих противников, но еще важнее – их сильные стороны. Всякий способен ударить в слабое место. Но только истинный мастер умеет обратить силу своего врага против него самого.

Микеланджело скачками преодолел первый виток винтовой лестницы. Она была столь крута и узка, что у него кружилась голова. Но он продолжал быстро подниматься. Он еще никогда не бывал на колокольне дворца Синьории и терялся в догадках, зачем и кто вызвал его сюда анонимным письмом.

Он миновал какую-то железную дверь… Может быть, именно за ней – та самая темница, где держали Савонаролу, прежде чем подвергнуть казни через сожжение? Впрочем, сегодня Микеланджело не позволит призракам прошлого запугать его. У него было доброе предчувствие насчет этой встречи.

В его жизни многое изменилось с тех пор, как Леонардо отправился воевать в рядах Борджиа. Флорентийцы недолго думая сделали своим новым героем его, Микеланджело. В глазах горожан он уже не был тем необузданным юнцом, выскочкой, посягнувшим на достояние их горячо любимого Леонардо. Нет, теперь Микеланджело считали новой восходящей звездой, непревзойденным юным дарованием, в поте лица ваяющем сокровище для драгоценного Дуомо. Весь город полнился слухами о нарождающемся… нет, даже распускающемся, как бутон, великолепии новой статуи. Торговцы аплодировали Микеланджело, когда тот шел по улице, добропорядочные матроны приносили к его порогу обед, мальчишки упрашивали взять их в подмастерья. Когда же он гулял меж рыночных рядов или по берегу Арно, флорентийцы запросто подходили к нему поинтересоваться: «Как там наш Давид?» Так, словно Давид уже стал одним из них.

И только одна семья во всей Флоренции до сих пор отворачивалась от него – его собственная. Микеланджело несколько раз подходил к дому, но отец не пожелал открыть ему двери. Единственным родственником, с которым он общался в эти долгие месяцы, да и то всего однажды, был его брат Буонаррото. Тот приходил в мастерскую Микеланджело справиться, нет ли у него еще денег. Потому что Джовансимоне, как неохотно признался Буонаррото, спустил все четыреста флоринов в карты на рынке, за две недели продувшись в пух и прах. Услышав новость, Микеланджело взревел, словно в глотку ему засыпали пылающих углей. Братец спустил за карточным столом весь заработок, который достался Микеланджело с таким трудом? Конечно же, отец выгнал этого негодника из дома – ведь старик так осуждает азартные игры! Буонаррото, напуганный взрывом чувств Микеланджело, помотал головой. Джовансимоне по-прежнему жил под отчим кровом и, как ни в чем не бывало, каждый день садился обедать за семейный стол. «Значит, и он тоже теперь может обедать с семьей?» – настаивал Микеланджело. Буонаррото уставился куда-то в угол и тихо выдавил, что нет, ему нельзя. Отец милостив и простил Джовансимоне такой невинный грешок, как проигрыш в карты, но он ни за что не позволит Микеланджело вернуться в семью, пока тот не отречется от своего искусства. Микеланджело вышвырнул брата вон из мастерской, тем более что и дать-то ему было нечего, ибо он сам сидел без гроша.

Микеланджело верил: сегодняшняя встреча, с кем бы она ни была, может изменить дела к лучшему. Наверное, какой-то заказчик решил поручить ему богатый заказ. Надежда с новой силой охватила Микеланджело, когда он преодолел последние ступеньки и оказался на самой верхушке башни.

Из открытых арок, расположенных по четырем ее сторонам, открывался потрясающий вид: вся Флоренция была как на ладони. Укрытая легким снежным покровом, с высоты она напоминала затейливый рельеф, выточенный из белого каррарского мрамора. Над головой под куполом колокольни висели три огромных колокола – такие массивные, что даже задувающий через арки крепкий зимний ветер не способен был поколебать их. В одной из арок Микеланджело заметил спину какого-то человека. Не страшась простудиться, он стоял в узком пространстве между арочным сводом и карнизом, открытый ледяному ветру, и сосредоточенно смотрел на город. Единственной защитой от холода ему служили порядком поредевшая шевелюра и тонкая синяя накидка, усыпанная золотыми звездами.

Микеланджело, даже не видя лица, сразу узнал Пьеро Содерини, того самого политика, который пылко отстаивал интересы Леонардо в борьбе за камень Дуччо. В сентябре город избрал себе первого пожизненного гонфалоньера справедливости, и им как раз стал Содерини. Теперь он постоянный глава городского правительства, и многие считают, что во всей Флоренции нет человека могущественнее его. Однако зачем он вызвал скульптора сюда, на колокольню? Ведь Микеланджело теперь уверен: именно Содерини послал ему письмо.