Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 1

Воспользовавшись заминкой настороженного созерцания, Андрей Валентинович нейтрально-механическим голосом воспроизвел с экрана айпада:

— Участок Кругобайкальской железной дороги от станции Иркутск-Сортировочный до поселка Байкал, проходивший по левому берегу Ангары, был в пятьдесят шестом году разобран. И полностью затоплен в пятьдесят восьмом после строительства Иркутской ГЭС в процессе заполнения Иркутского водохранилища. Линия от поселка Байкал до Слюдянки стала тупиковой.

— Последовательность — неверна, — не слишком весело заметил Степан Аркадьевич.

— Какая еще последовательность? — То, что Андрей Валентинович стал раздражаться по каждому мелкому поводу, ничего хорошего не предвещало.

Но Степан Аркадьевич не поддался на откровенный намек обстоятельств и не стал обращать внимания на умоляющий взгляд Елены Павловны.

— Тупик — не там, — махнул он рукой в сторону противоположного берега, примерно в сторону Слюдянки, — а здесь! — Вслед за ним все перевели взгляды на хорошо видимый отсюда бело-черный, в наклонную полосочку, тупиковый упор, обозначавший то ли и впрямь конец, то ли все-таки начало железнодорожного пути. Правее от него, прижимаясь к скалистому склону, стоял вагончик со ржавозеленой крышей, к нему по воздуху тянулись провода.

Ветер со стороны Байкала принес аромат нагретого железа и шпал. Шпалы тут были настоящие, пропахшие креозотом.

Крысин и сестры Крафт благополучно промолчали, но Андрей Валентинович все равно взорвался:

— Ну что ты обстановку напрягаешь, умник херов?!

— Па-азвольте!

— Спокойно, господа, все под контролем! — успокоил их Крысин, но глаза у него были явно не на месте: со стороны причала в тишине зарокотал мотор.

Катер вырулил из причальных теснин, резво вышел на открытую воду и вскоре скрылся из виду.

— И куда это он? — вспышку ярости в Андрее Валентиновиче погасило ледяное изумление.

— Да, поди, в Листвянку решил сбегать. Там у него — кума, — расплывшись улыбкой, пояснил Крысин.

— Ну, к куме, так к куме, — сохраняя на лице мрачность, развеселился Андрей Валентинович. — Что дальше-то у нас по программе?

Крысин неопределенно пожал плечами, поправил берет:

— Посмотрим…

— А на хрена мы во все это вырядились? — опять начал заводиться Андрей Валентинович.

— Не лишнее… — негромко ответил Крысин, окончательно запутав и так истончавшуюся ясность ситуации.

Андрей Валентинович взялся за козырек своей капитанской фуражки, снял ее, повертел в руках и, не зная куда пристроить, снова вернул на голову. Елена Павловна в который раз поправила на плечах шаль. Сестренки Крафт потеребили уголки шейных платков. Глядя на них, одну в платке красном, другую в желтом, Степан Аркадьевич понял, что совсем в них запутался, в смысле имен, когда-то произнесенных, и решил этим более не заморачиваться.

Улица, спускавшаяся от сломанного дома, ближе к берегу расступилась шире, утратив по сторонам последние признаки хоть какого-то жилья, зато украсилась раскидистыми кустами гортензии, которую японцы именуют фиолетовым солнцем. Присутствие столь цивилизованных и капризных цветов в неподобающем им месте тревожно щекотало ноздри горьким медовым ароматом.

Вдоль кромки берега, по дуге забирая вновь к байкальским просторам, пролетела неправдоподобных размеров чайка с черным клювом и розовыми лапами.

— Альбатрос, — определила сведущая в орнитологии Елена Павловна.

— Здесь нет альбатросов, — неуверенно проговорил Степан Аркадьевич.

— Ну да, конечно, это мы конопли нанюхались, — привычно защитил Елену Павловну Андрей Валентинович.

Сестры Крафт и Крысин промолчали, но проводили птицу короткими напряженными взглядами.

Между креозотными шпалами и по бокам железная дорога была обсыпана чистым, словно свежевымытым, с красными и синими оттенками и блестками щебнем, остальное пространство представляло собой ровную, плоскую и будто кем-то хорошо утоптанную площадку от края берега до основания скал.

Покрытый наискосок и внахлест выцветшими местами до белизны синими досками вагончик без колес приглашающе приоткрыл дверь, которая тут же скрипнула под порывом случайного ветра и распахнулась, громко, металлически звякнув о стенку.

— Сто семьдесят три белки…

Андрей Валентинович посмотрел на Степана Аркадьевича с откровенным недобрым подозрением, но тот, почувствовав себя не под его, а под Елены Павловны взглядом виноватым, пояснил: