— Доверьтесь мне, как поет Елецкий в «Пиковой даме», — склонившись к уху Степана, заверил Крысин.
И, не отстраняясь от уха, поинтересовался: — Вам сестренки Крафт нравятся?
— Ну да, миленькие, — не без удивления от столь резкой смены темы легко признался Степан Аркадьевич.
— Вы с ними поосторожнее…
— В смысле?
Рыбин в рубке надсадно закашлялся, перевернулся на другой бок и снова затих.
Исток Ангары уже раздвинул все еще далекий берег, обозначив слева мелкие строения порта Байкал, а справа — взбирающиеся по зеленому склону белые домики Листвянки.
— Вот там, — указуя перстом на сиренево-синие байкальские волны, бегущие к порту Байкал, — прямо напротив мыса Малый Баранчик, потонул драматург Вампилов.
— Стремное место?
— Стремнина там сильна. Ангара берет начало… — едва ли не пропел густым басом Крысин и поправил двумя пальцами вишневый берет.
Вдоль подошвы ровных скальных гряд, на границе воды и камня начала кое-где извилисто обозначаться в прохладной утренней синеве выемка, и обволакивающие туннели Кругобайкальской железной дороги, уходя, заворачивали к невидимому западу. Солнце золотисто подсвечивало скалы и несколько раз остро сверкнуло рельсами.
— Там, за поворотом, — вновь указал Крысин, — в районе восемнадцатого туннеля у ручья Киркерей мой прадед, уже освобожденный из Александровской каторжной тюрьмы, забивал последний костыль на стыке Великого Сибирского пути. То есть формально и натурально его забивал министр путей сообщения князь Хилков, а прадед, тоже Михаил Иванович, ему костыль подносил и кувалду, а тот в три удара его и вогнал в шпалу! Наш был человек Михаил Иванович!
— Князь или прадед?
— Оба, — чуть уязвленный иронией, выдал Крысин, словно печать поставил. — И родом были из одной Тверской губернии, Бежецкого уезда. Хилков был еще тот князь, не из простых!
— Да ну?
— Как водится, окончил пажеский корпус. Служил в лейб-гвардии егерском полку. В отставку вышел штабскапитаном. Недолго пробыл чиновником МИДа и уехал с товарищем на два года путешествовать по Европе и Америке. Вернувшись, был мировым посредником Бежецкого уезда. Но долго не усидел — снова отправился за океан. Там поступил в англо-американскую компанию по сооружению Трансатлантической железной дороги. Простым рабочим. А спустя четыре года стал там заведовать службой подвижного состава и тяги. После Америки около года был слесарем на паровозном заводе. В Ливерпуле. А вы говорите — князь!
Степан Аркадьевич ничего не говорил и со вниманием слушал все более увлекающегося собственным рассказом Крысина — у того аж щеки покраснели, несмотря на пронзительный синий ветер от носа к корме. Движок катера усердно и размеренно стучал в такт его словам, лишь изредка меняя тон, когда катер рассекал особо буйную и крепкую волну.
— В России князь служил на Курско-Киевской и Московско-Рязанской железных дорогах. Во время русскотурецкой войны был уполномоченным Красного Креста при санитарном поезде. Ему благоволила будущая императрица Мария Федоровна, под чьим покровительством сей поезд находился. Потом строил и возглавлял разные железные дороги. Даже в Болгарии побыл главным инспектором тамошних. И стал, наконец, министром путей сообщения Российской империи.
Крысин торжественно обвел взглядом пространство от востока до запада:
— Граф Витте, правда, обозначив его как человека высшего света, прекрасно знавшего железнодорожное дело, — Крысин своей замысловатой фразе помогал правой дирижерской рукой, — чрезвычайно воспитанного и по существу хорошего, не преминул заметить, — Крысин поднял к небу указательный палец, — что при всем том князь всю свою жизнь оставался скорее обер-машинистом, нежели министром, и отказывал ему в звании человека государственного…
— Вижу, вы бы с графом поспорили?
— Ну это уж как там государство понимать, — не стал вдаваться в тонкости Крысин. — А кто организовал работы по строительству КВЖД? И Транссиба? Да той же Кругобайкалки нашей? Один английский корреспондент во время русско-японской войны признал князя Хилкова более опасным противником для японцев, нежели военный министр Куропаткин. Грузы-то военные и войска шли как надо и куда надо! А доконала его первая революция и забастовки, с которыми он не справился и уж окончательно ушел в отставку. Ну да, расстреливать он своих точно не умел! Зато у нас на вокзале в Слюдянке ему бюст стоит. А прадеда моего, когда костыль забил, пожаловал… — подвел Крысин вновь к своему, родному, былинному. — «Как зовут тебя, добрый молодец?» — отдавая кувалду прадеду-Крысину и вытирая пот со лба, добродушно и ласково спросил князь Хилков. — «Михаил Иванович мы, ваше сиятельство», — солидно отвечал прадед. — «Тезка, значит… — улыбнулся князь и огладил свою седую бороду-метелку. — Тогда держи на память о последнем нашем костыле», — и он протянул прадеду-Крысину золотую десятирублевку. — «Благодарствуем, ваше сиятельство», — принял тот с поклоном подарок.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу