Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 1

К слову сказать, отцовский мотоцикл «Цундапп» купил именно Ильин. На нем он колесил по деревням с проверкой электросчетчиков и чердаков, где словно затаилось время и попадались порой удивительные вещи.

В чем-то они с отцом даже были похожи. Отец возвращал жизнь различным механизмам, Ильин — спасал от исчезновения раритеты прошлого. Словно кто-то им поручил — ремонтировать и сохранять хрупкий мир от распада. Пока не закончатся запчасти.

Потому что когда заканчиваются запчасти, начинается война.

Эта мысль пронзила мой мозг ночью в «Храме прозрачных стен», который я покинул, крепко сжимая в руке квадратную пластину из бело-серебристого металла.

— Mehr Sein als Scheinen, — с улыбкой боли напутствовал меня Ильин, словно наперед знал, что я буду делать с этой пластиной за пределом его взгляда.

Но в «Храме прозрачных стен» не нужны слова, от которых все беды. Ибо слова и есть стены, за которыми можно спрятать все. И сейчас в этом храме скрывается Ильин, потому люди его и не видят. Они живут в разном времени. Даже стрелки их часов крутятся в разные стороны, чтобы не видеть то, что не нужно видеть. А главное — не помнить, так как «Храм прозрачных стен» и есть наша память, доступ в которую лишь для избранных. А в том, что Ильин избран, ни я, ни отец никогда не сомневались. Бело-серебристая пластина замыкала контур.

У дома Барского перевел дух и сразу вспомнил, что где-то здесь начинался подземный ход, в который кто-то ушел и не вернулся. Чего больше всего и боялся Ленька Француз. А мне надо вернуться. Ведь улицы и переулки — это тоже ход, в который уходят, чтобы вернуться.

…В тревожной тишине постепенно начинают проступать звуки.

Это дед в чунях шаркает по кухне, звякает ведро — вышел во двор… покормить лошадь Эльзу… которой не было. Целых три года уже не было. А дед по привычке продолжал рано вставать, чтобы ее покормить.

С тех пор, как его выпустили из тюрьмы с перебитыми пальцами, он совсем забыл слова, от которых все беды. Даже в шашки со мной играл молча, осторожно передвигая дамку култышкой пальца.

Следом за дедом обычно вставала бабушка и начинала выбирать из печки золу, негромко постукивая окаменевшими углями.

Значит, с дедом и бабушкой все в порядке. А мама сейчас далеко — на целине, где она директор школы и одновременно учитель математики, физики, немецкого и даже физкультуры. Только школы еще нет, а есть бескрайняя степь, усеянная дикими цветущими тюльпанами, как на черно-белой фотографии из последнего письма.

Такие же тюльпаны зацветали весной и у нас во дворе возле беседки. Но я к ним уже привык и не обращал внимания. А сейчас вдруг пришло в голову, что тюльпаны могут быть между собой связаны…

Как улитки.

Друг отца, Ефимыч, рассказывал, что если взять улиток (желательно двух полов), потереть их присосками друг о друга, а потом на одну из них воздействовать электрическим током, то другая улитка будет реагировать на раздражение, невзирая на расстояние. И что первый сеанс связи между Европой и Америкой был осуществлен при помощи именно такого телеграфа из улиток!

А это значит, что и люди между собой связаны…

И сейчас я отчетливо знал, что сделаю с бело-серебристой пластиной, которую мне выдал Ильин в «Храме прозрачных стен». Я куплю деду лошадь (ведь мама потому и поехала на целину, чтобы купить деду лошадь)…

Но в «Храме прозрачных стен» решили все по-другому.

Той ночью убили хромого Кешу.

Я почему-то сразу понял, где это могло случиться и кто убил. Обычно Ганс провожал Светку до границы наших улиц, где ее поджидал хромой Кеша и доводил уже до дома. И, конечно, немецкий кинжал был у Ганса, как всегда, с собой. А оружие имеет свойство привлекать смерть. Особенно если на нем уже была раньше смерть. И тогда надпись на кинжале: «Mehr Sein als Scheinen» срабатывает как приказ.

Но Ленька Француз не верил, что это Ганс и что хромого Кешу так запросто могли убить. Тем более — Кешу, который своим ядром столько раз отгонял смерть, что она уже, казалось, раз и навсегда должна забыть на нашу улицу дорогу.

— Жизнь — это война, — говорил хромой Кеша. — И надо быть готовым…

К чему конкретно, он не уточнял, но мы и так понимали, к чему надо быть готовым на войне, и были готовы слушать его песни до утра, пока в них не появлялась продирающая душу хрипотца, от которой начинали подрагивать звезды.

Просто своей жизнью хромой Кеша замыкал контур, который связывал всех нас со звездами, а звезды — с улицей, название которой загадочным образом исчезло с карты города, хотя улица была одной из самых древних [2] Клинцовская улица . (Потом и сам город [3] Кировоград исчез с карты мира, и сейчас на очереди стояла уже целая страна, которая из последних сил цеплялась за прошлое, чтобы хоть как-то уцелеть).