Мы стреляли из луков, сражались на мечах, пускали друг другу из носа кровь, взрывали набитые серой от спичек болты с гайками и ключи с гвоздями, делали дымовухи, запасались оружием, чтобы в момент икс стать на пути врагов — таких же пацанов с верхнего города. Или дикой орды с окраин «балки», чтобы отстоять нашу улицу Клинцовскую и Карабинерный переулок, который зимой превращался в ледяную гору, и на эту гору покушались завистливые соседи.
И этот день икс рано или поздно наступал, когда в Карабинерный переулок, звеня оружием и прочими железяками, вторгались чужие с верхнего города.
Но мы были готовы и встречали их «свиньей».
Впереди, в тельняге, с сумасшедшими глазами, насмерть стоял хромой Кеша, который со свистом раскручивал над головой цепь с шипастым ядром на конце.
По краям, выставив перед собой пики с заточенными до блеска наконечниками, подстраховывали братья Зоричи. За ними с палками, щитами и мечами, с победными криками рвалась в бой остальная пехота.
На какой-то миг все замирало на высоте предельного излома, но этого мига хватало, чтобы понять, что будет с тем, на кого первым обрушится Кешино ядро…
И — враг бежал…
А хромой Кеша и не собирался догонять. Во-первых, потому что хромой. Во-вторых, пока над головой раскручивается смертельное ядро. Причем, не смог бы бежать ни вперед, ни назад, и эта безысходность решала дело.
Нашествие «казаков» с «балки» мы разгоняли еще на подступах к дому старого китайца Линя, который выскакивал с обнаженной саблей и что-то душераздирающе кричал на непонятном языке. Наверное, с таким криком ходили в атаку. Говорили, что китаец Линь воевал в коннице Буденного, который наградил его саблей с надписью «За храбрость!»
…В тот день я был почти счастлив. Отец надавал мне каких-то запчастей и подарил хромированный микрометр для измерения толщины всего. К примеру — лески, проволоки, тетрадного листа (дома я измерил даже седой волос бабушки). А еще показал трофейный радиоприемник «Radione», который принес отремонтировать его друг Ильин. Этот приемник был тоже придуман для войны, а точнее — для шпионов и диверсантов, которых забрасывали в нашу страну, чтобы узнать главную тайну.
О ней нам как раз читала в школе учительница Надежда Демьяновна: «Нет ли, Мальчиш, тайного хода из вашей страны во все другие страны? — хотели знать коварные шпионы и диверсанты». «Есть, — отвечал Мальчиш, — и глубокие тайные ходы».
Именно такой тайный ход открыл мой друг Ленька Француз, когда у них в 14-й школе после дождя провалилась земля. Дыру, конечно, сразу постарались заделать досками, но Ленька сказал, что это ерунда — доски всегда можно подрыть. А ход уже никуда не денешь. Другой вопрос — в какую страну он может вести.
О тайных ходах начинали говорить весной, когда на нашей Клинцовской улице потоки воды вымывали древние монеты, подковы и гильзы от прошлых войн.
В том году пацаны из верхнего города в подвале напротив музея проникли в подобный ход и три дня гуляли по подземным лабиринтам, пока не выбрались на берег реки Ингул.
Они рассказывали, что подземными ходами соединены Ковалевская церковь, завод Эльворти «Красная Звезда» и железнодорожный вокзал. Из крепости тоже вели тайные ходы, один из которых на валу размыло весенними дождями. Но когда такой ход где-то открывался, его сразу спешили замуровать, словно скрывали какую-то тайну. И это предчувствие тайны нас не обмануло. Через несколько лет под городом (и вокруг) нашли богатейшие в Европе залежи урана, который очень был нужен для войны, чтобы не было войны.
В больнице отец считался мастером на все руки. Он ремонтировал часы, фотоаппараты, радиоприемники, медицинские приборы. Казалось, нет на свете такого устройства, которое он не смог бы отремонтировать.
Ведь что в ремонте главное — найти нужную запчасть. Поэтому никогда ничего нельзя выбрасывать — мало ли что может пригодиться для ремонта.
У меня тоже запчастей становилось больше.
По вечерам я раскладывал на столе все свои сокровища — зеленые сопротивления, коричневые постоянные конденсаторы и два переменных — большой и маленький, хромированный микрометр, две радиолампы, ферритовый стержень и главную свою ценность — трофейные немецкие наушники в латунном корпусе с надписью «OBETA».
В какой-то момент даже мелькнула мысль, что между запчастями существует невидимая связь. Примерно как с буквами, которые только в определенном порядке образуют слово. Поэтому и запчасти каждый раз старался раскладывать по-другому. И лишь потом надевал наушники, словно замыкая конструкцию, от которой можно ожидать всего.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу