Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 1

Две таблетки, два глотка пива. Смайлики лыбились так широко, что с трудом прошли в горло. Еще несколько глотков слюны помогли им добраться до желудка; не без терний, конечно, но какое же наше время: отнюдь не простое… Смайлики забурчали-захихикали из желудка. Привет, Саша.

Девчонка, которая сидела у него на коленях, грустно колола голую в коротких шортиках попу на остром пеньке. Немножко в сторонке от всех. Голова ее качалась в такт музыке, но не успевала за ритмом, потому что девчонка была уже очень пьяная. А вот Саша ритм чувствовал ого-го как. Чип и Дейл спешат на помощь!

— Гаечка, — прошептал Саша и захихикал. Он подошел к девчонке, взял ее личико в обе ладони, поднял и чмокнул в лоб. Она немножко удивленно улыбнулась. Немножко удивленно, типа для приличия, но довольно.

Они танцевали, как снежинки в декабрьском воздухе. Легкие и свободные. И счастливые.

— Гаечка, — шептал Саша. Шептал и целовал в лоб, крепко держа ее лицо в своих ладонях. Потом опускал ладони на ее плечи, сжимал их, глубоко вздыхал, радостно, с удовольствием, и продолжал кружить ее в танце.

Сигаретные волосы Гаечки, маленький неназойливый ветер, который играл на них, ее нежная кожа и запах перегара, который Саша чувствовал, потому что сам почти не пил, — все это было таким настоящим, таким мелодичным, что теперь уже не они танцевали под музыку, а музыка танцевала под них.

Он остался бы тут навечно.

Но подумал, что можно придумать что-то еще более приятное. Он подумал, что можно искупаться, и так здорово будет плавать; и вода будет прохладная, наверное, ведь уже глубокая ночь, но она будет приятно-прохладная, прекрасно-прохладная… не такая, как всегда. А такая, как вечно.

Он взял Гаечку за руку и потанцевал ее в сторону берега. Идти было совсем недалеко. Музыка и голоса друзей как-то сразу сплелись и отдалились, и стало слышно, как шуршит под четырьмя счастливыми ступнями трава. На ходу, стараясь не споткнуться, Саша скинул кроссовки. Стало еще легче и приятнее идти.

— Гаечка! — возбужденно прошептал Саша и остановился, чтобы помочь ей разуться тоже. Она покорно плюхнулась на землю. Она сидела с трудом, а ее голова упала на грудь. Снять с нее кроссовки все никак не получалось, руки дрожали и не сильно слушались. «А времени не так уж и много…» — подумал вдруг Саша и на секунду испугался. Если уж подумал об этом, то надо спешить. Надо спешить, чтобы успеть искупаться, чтобы залезть в речку и плавать там… Что-то теплое выплеснулось на Сашины руки. Гаечка закашлялась.

Саша вытер руки о траву.

— Все хорошо, я просто полежу… — хрипнула Гаечка и опустилась на землю полностью. Легла на бочок и положила руки под голову. Саша погладил ее по волосам. Он улыбался.

И вот он бежит по холодному прибрежному песку, больше не готовый останавливаться, даже для того, чтобы раздеться. С восторженным вдохом вбегает в воду. Грохочут волны, и он чувствует, как колкие брызги бьют по его лицу. Жадно слизывает с губ соленые капельки. Стискивает зубы. И вот вода уже по колено; потом по пояс, и он бредет дальше, стаскивая с себя футболку. Заходит по грудь и ныряет.

Ему казалось, что он плывет под водой очень долго. Движения его рук были хоть и немного размазаны, но точны и сильны. Теплые потоки ласкали его тело, двигаясь так по-доброму, медленно и величественно, от макушки до пяток. Он — в своей стихии. Он открыл глаза. Скоро пора выныривать, потому что кончается кислород. Но здесь так невыносимо, невыносимо хорошо.

Внизу, в глубине, ничего не видно. Поэтому Саша ловко, как ихтиандр, извернулся и посмотрел сквозь толщу воды наверх.

Он увидел солнце.

Петр Николаевич готов был жениться на любой сотруднице поездной бригады состава «Аист», но выбрал он в конечном итоге Таню. Она, как и все остальные девушки с этого поезда, была умна, красива, ухожена и абсолютно бесплодна, что составляло главное требование Петра Николаевича. Однако при этом в ней примечалось еще нечто, отличавшее ее от других. Какая-то искра, какой-то нездешний огонек. Зачем эта искра, и в чем конкретно заключается ее прелесть, Петр Николаевич думать не стал. Он просто сообщил Тане о своем решении, после чего, вполне уверенный в ее счастье, отбыл на конференцию в Норильск.

Причина, по которой Петр Николаевич не желал заводить детей, осталась им не раскрытой. Возможно, он устал от них в предыдущих браках. Быть может, они разочаровали его своей бестолковостью или тем, что никак не хотели походить на него. В любом случае его положение в обществе позволяло ему не опускаться до объяснения мотивов.