Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 2

— Закрывай.

— Постой, — прошептал старик.

Лейтенант насторожился.

Старик сунул что-то прокурору в руку, развернулся и ушел во тьму.

Вернувшись в кабинет, прокурор написал назначение на перевод и только тут посмотрел на зажатого в кулаке черного каменного человечка.

«Что ты мне привезешь?» — спросил его сын.

«Человечка каменного привезу», — подумал прокурор и положил фигурку в карман пиджака.

— Пусть посидит в одиночке до перевода в Красноярск. Начальник упорствовал. Как-то по всему его виду стало ясно — старый эвенк до перевода в Красноярск не доживет.

Можно настоять, припугнуть. Внезапно на прокурора накатила такая усталость. Не доживет, ну да ему какое дело… Он дописал, вздохнул и вышел.

Володя спал на скамейке, съехав головой по стене почти до колен. «Слюнки на щеке не хватает. Молодой».

«Волгу» болтало на колдобинах. От бензиновой вони подступала тошнота. Прокурор отвинтил окно. Воздух таежный, сочный озон одурманил и без того смурную голову. Володя пошарил хоботком по радиоволнам — во всем диапазоне стоял белый таежный шум.

В голове у прокурора долбило: «Не приезжай».

Вот бы показать сыну лес, какой он могучий. Вдоль вырубленной дороги — теплый на солнце, а внутри, в просветах — сырой и бесконечный, как камера Талтуги Этугена Воронина.

«Воронина», — хмыкнул Прокурор.

«Волга» вдруг задергалась и встала. Володя чертыхнулся, стукнул ладонями о руль, вышел, достал из багажника канистру, потряс, опять чертыхнулся.

— За бензином пойду, Михал Ваныч.

— А долго до города?

— Да не должно быть…

Прокурор вышел и осмотрелся. Прямо у дороги из земли торчал потемневший от времени деревянный крест. В лесу было странно тихо, даже птицы не пели. Володя уже скрылся за поворотом.

Прокурор дошел до креста. В лес уходила широкая тропа, темные кроны деревьев смыкались, и дорожка терялась в их тени. Он вспомнил старика. Как он там один? Может, уже перевели? Опять показалось — кто-то зовет — и потянуло от дороги в темноту.

Внутри церкви свежесрубленные бревна еще сочатся древесным соком, и одуреть, как пахнет.

Прокурор все смотрит кругом и не может понять — как здесь оказался. До чего странна церковь, не то церковь, не то баня… Икон нет. Местные, оголив торсы, сидят на полу, в сыром чаду, поднимающемся из подвала. Над сутулыми фигурами висят широкие распаренные лица, все в шишках и морщинах, как соскобленная с бревен древесная кора.

Зашоркало за спиной. Копошится и постанывает в темном углу. Моет пол, кряхтит и поглядывает на прокурора. — У тебя саманская болезнь, дух твой слабый еле держится в теле, — с одышкой говорит старуха и трет, трет деревянный пол. От холодного пола поднимается пар. Посмотрела на прокурора и облизнулась:

— Душа у тебя вкусная!

Вроде на него смотрит, а лица не разглядеть.

— Кто ты? — спрашивает прокурор.

Улыбнулась, облизнулась плотоядно — прокурор догадался вдруг, похолодел.

Лестница узкая вверх и вверх. Какой узкий в этой церкви проход! Ступеньки скрипучие. Деревья оструганные наскоро, того и гляди опять прорастут и заветвятся. Пар поднимается с нижнего этажа. Душно пахнет хвоей, деревянным соком, кажется, потечет сейчас отовсюду деревянный сок.

Круглый, неприятный звук побежал мурашками по прокурорской спине. Старый эвенк сидит на корточках и трет куском гальки о другой кусок.

— Перестань, — хрипит прокурор, но голос совсем не слушается.

— Медведя зовет, — шепчет за спиной старуха. Голос ее трескучий, морозом забирается под кожу. — Придет большой медведь, сорвет с него плоть до самых костей.

«С кого сорвет? — пугается прокурор. — Допился». Хочет уйти от старухи, а она все ковыляет-шоркает за ним, не отстает.

«Был здесь. Болел», — холодеет прокурор. Знает все пролеты, знает запах хвойный, сырой из стен мертвосрубленного леса. Металлом на губах обретают смысл московские дурные кошмары, что тревожили с самого детства. Он знает — за иконой в нише купель, а в купели мертвая густая жижа, которой нельзя напиться.

В углу кошка черная кормит слепых котят. Прокурор хочет ее погладить. Кошка пятится и шипит на старуху у него за спиной.

На полу вдоль стены лежат слепые щенки. Прокурор хочет погладить щенка, тот кусает его, да так больно, нестерпимо.

— Сын у тебя болеет, — шепчет-трещит старуха. — Спасешь самана — сына спасешь.

Прокурор силится оттолкнуть от себя старуху, но ведь он — бестелесный дух пустой.