Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 2

Внизу была жизнь.

Питер перечитал все книги, которые дала ему Лили, дважды и только после этого смог заставить себя снова войти в мастерскую. Книжные знания отчего-то внушали ему уверенность. Питер хотел отблагодарить Лили, дать ей понять, как он ценит ее помощь. И как выразить это лучше, чем показав ей, как он ее видит? Вполне логично, что первую куклу после своего кризиса он сделает с нее и для нее. Потому что Лили, конечно же, все поймет, когда увидит, как много для него значит!

Работа была изнуряющей, особенно над лицом. Питер очень боялся сделать что-то не так, не идеально. Кукла была воплощением лилий: белое платье из изящных лепестков, печать невинности и грусти на лице, потому что лилии — свидетели и свадьбам, и похоронам. Кукла выглядела совсем как Лили, но когда Питер смотрел на нее, он не испытывал ничего.

— Ну и долгий же выдался день, — подумал он вслух и зевнул. — Просто устал, наверное, только и всего. Кукла прекрасна.

— Это тебе.

Питер широко улыбнулся и вручил Лили коробку с куклой.

— Ой, да что ты! Не надо было! — сказала она, принимая подарок. — Что это?

Питер покачал головой.

— Открой и узнаешь.

Он внимательно смотрел, как она открывает коробку.

— Зачем так упаковывать? — раздраженно выдохнула Лили, уронив на пол остатки бумаги, и шутливо пригрозила: — Надеюсь, содержимое того стоит!

Она сняла крышку и ее лицо замерло. Питер с ужасом наблюдал, как ее ускользающая радость сменяется чем-то иным. Лили медленно опустила коробку.

— Что это должно значить? — спросила она, доставая куклу. Ослепительно-белый свадебный наряд на миниатюрной фигурке казался светящимся.

Тогда Питер рассказал Лили все: что восхищался ею издалека в школьные годы, что она сделала его жизнь лучше и спасла от одиночества, что он любил ее и никогда не хотел с ней расставаться…

Лили слушала, и ее лицо, обычно милое и приятное, застыло гипсовым слепком. Она поднялась на ноги.

— А я-то думала, что ты особенный. Что тебе все это не интересно, что ты выше такой обыденности, — холодно сказала она, разглаживая несуществующие складки на платье. — Мне это не нужно. Прощай.

С этими словами она бросила куклу на пол и вышла из квартиры. Питер остался один на один со своей растерянностью. Несколько минут (часов?) он просто сидел. Наконец, найдя в себе силы, он встал, подобрал маленькую Лили и на негнущихся ногах подошел к столу, куда поставил ее трясущимися руками. Кукла смотрела на него мертвыми глазами.

В комнате витал еле заметный запах лилий и серы. Ее духи. Как уместно.

Питер готов был поклясться, что жуткое чучело попугая посмеивалось над ним со своей жердочки.

В ночном небе что-то изменилось. Питер не мог с точностью сказать, что именно было не так, но перемена была очевидна. Ветер, появившийся из ниоткуда, растрепал волосы Питера, и он поймал себя на мысли, что больше не чувствует духа лилий, только легкий запах влажной земли.

И почему только лилии называют старгейзерами? В них нет ровным счетом ничего мечтательного или звездного, только обман и притворство. Они мимолетны и вероломны и только притворяются благодетельными.

Питер постоял на крыше еще немного, думая обо всем и ни о чем сразу. Он наконец мог дышать спокойно, и ночной городской воздух казался ему опьяняющим.

Немного нетвердо, но при этом увереннее, чем когда-либо, Питер вернулся домой и настежь открыл окно, позволяя воздуху смыть прочь отголоски лилейного смрада. Больше никаких цветов. В окно полетел засушенный букетик, баллон с освежителем — в корзину. Давно пора.

Кукла выглядела немного потрепанной после падения. У нее откололся нос, а с золотистых кудрей куда-то пропала маленькая лилия.

— Мы что-нибудь придумаем, правда? — сказал Кукольник и ласково улыбнулся. Кукла нежно посмотрела на него.

Жуткое чучело попугая одобрительно кивнуло и расправило крылья.

Ипполит прислонился лбом к холодному стеклу. Тихо шумел двигатель, шелестели где-то внизу колеса по шершавому асфальту, впереди едва слышно шептались люди. Салон был полупустой, а на последнем ряду и вовсе кроме Ипполита никого не было. Он сидел на заботливо заштопанном синем кресле, соседнему так не повезло — из него торчали внутренности: грязно-желтый поролон и затвердевшие жвачки.

О стекло разбилась муха; Ипполит вздрогнул и начал ерзать. Колени больно не помещались. Они ехали всю ночь, но он так и не смог уснуть. До Козельска было терпеть еще час. Может, два.