Я даже рубашку разыскал и постирал — хорошая рубашка, дорогая. Зеркало воспоминаниями занято было, не до меня ему… но замигало, отвлеклось на меня. Вид еще тот: очки наперекосяк, с деревянными дужками, рубашка немецкая, платочка в кармане не хватает, пальцы в краске и волосы торчком. Причесался, пальцы, как смог, вытер.
Мне повезло — я приехал в райцентр и тут же попал на питерский экспресс. Правда, я хотел зайти в местную оптику, хоть какие-то очки купить, но и шага в сторону сделать не успел — экспресс уже стоял, тетка-кондуктор орала: «Кто на Питер? Экспресс уходит!»
А в Питере случилась глупость.
Сначала все правильно было — вышел из автобуса и двинулся к бывшей жене, повидаться, особенно с дочкой. И попутно хотел в оптику зайти, там оптика недалеко.
Дочка у бабушки на даче. Бывшая жена накормила оладушками и напоила чаем. Сказал, что можно было бы дочку и ко мне на лето.
— А как же? — она щелкнула себя по шее. — Ты неделю в трансе, а ребенок как?
— Перестал я. Почти. Прижало раз так, что перестал. Могу иногда после бани или когда работу закончу. Или когда Лука заглянет, но он редко…
А она вдруг на крик сорвалась:
— Видишь как?! А когда я просила, умоляла, почему не перестал?
Я так растерялся, что сказал только:
— Не подперло… Время не пришло, наверное.
Но она разозлилась еще больше, вытолкала меня. Я вышел во двор, посидел на качелях, повторил уже самому себе про то, что время не пришло, и мне жаль… И дочка пусть ко мне приезжает, в Минькине хорошо, у деревенских коровы есть, и буду я дочку кормить творогом и молоком, и плавать ее научу, будем по утрам на реку ходить…
И пошел по улице. Потом думаю — куда иду? Оказывается, ноги опять же к женщине несут! Не к бывшей, а к барышне той, с которой я тогда после Чехии познакомился. Она на пороге была, врасплох застал, и уходить ей надо, и почему я не позвонил? И рада видеть, так и сказала, что рада.
А я ее в Минькино позвал — у деревенских коровы есть, можно творог-молоко брать и по утрам на реку ходить… Обещала.
Я во второй раз про оптику не вспомнил, пошел в галерею, где две мои картины висят. А они уже и не висят, купили, и деньги мне за них, и респект, и давай еще привози.
И как-то все второпях, и дальше быстрее и быстрее — с тем же самым галерейщиком выпил совсем чуть-чуть, и в голове все ясно и четко было, только головастиком юрким крутилось — «извини, время не пришло, наверное».
Очнулся в темноте, которая двигалась и тряслась. Автобус, тот самый экспресс, но уже из Питера. И автобус въезжал в райцентр, и рассветало.
Я вышел из автобуса, сел на скамейку и схватил голову руками, так легче было вспоминать. В галерее на запах денег знакомец появился, мы пошли в питерский двор выпить. Потом еще куда-то, в квартиру, там были люди, некоторых я знал. Они-то и поехали со мной на автовокзал, я пивом их хотел угостить, да тут появилась собака и как давай на них рычать. Собаку я хорошо помню, на Мишку похожа, только черная вся. На знакомых рычит, а ко мне ластится, и зовет куда-то, аж за брючину меня схватила и тянет. Помню, еще говорил ей: «Иди отсюда! Не пойду с тобой! У меня свой пес есть, дома ждет». И когда сказал про дом, понял, что ехать надо. И собака пропала. Смерть, что ли, приходила.
Не-ет, домой надо!
А очки?
Пришлось ждать на скамейке, пока оптика откроется. Две тетки в этой самой оптике набросились на меня, будто римские матроны на гладиатора… ну-у, на гладиатора я не похож, пусть будет покрытый пылью погонщик мулов. Набросились, и давай оправы свои на меня цеплять. И так умело цепляли, и расхваливали, что вышел я из оптики с чеком, в котором были такие цифры… год, ну полгода точно на эти деньги в Минькине жить можно.
И опять на лавочку — ждать, пока линзы вставят.
Очки к полудню получил, и тут удача — попутка нашлась. Правда, люди ехали в соседнюю деревню, храм смотреть, но довезти меня в Минькино были не против.
Я уже тогда в очках был, но по сторонам не смотрел, специальной тряпочкой, как тетки из оптики велели, очки не протирал, потому как слушал рассказ сидевшего рядом с водителем.
Церковь-то с историей, а история с заковыкой.
Барин, в чьей усадьбе затеяли церковь строить, жил за границей, чаще всего в Италии, и так его восхищали тамошние храмы, что решил он и в своей вотчине построить, пусть не такой, поменьше, но с резьбой и скульптурами святых апостолов.
Нарисовал эскиз и отослал своему управляющему в Россию. А вскоре прислал и иноземца-архитектора. Тот был шведским квартермейстером: по квартирам офицеров размещал, следил, как разбивают полевой лагерь. А тут — архитектор! Но тогда модно было иноземцев приглашать на строительство.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу